Новые пленники - Немецкие пленники - Русские пленники 3

Мы „каторжники открытого воздуха" устанавливаем, что 30 °С создают меньше нагрузку, чем 20 °С сопровождаемые ветром и снегом. Аварийные работы должны доделываться по воскресеньям. Вследствие роспуска и формирования бригад, изменения стройплощадок, болезней и смерти пропадает ясность, какие пленники должны это доделывать и сколько часов. Итог: неделями вообще для всех выходной день больше не даётся. Русский плен, тяжелый плен. Я спрашиваю себя, как живется товарищам, которые попали в польский, французский, английский или американский плен?

В 1946г. Год начинается с трудностей. Спина болит. Мой сосед по нарам рассматривает её: „О, там затевается нечто. Это станет красивым фурункулом". В больничном отделении теперь имеет резиденцию Potschemu (Почему), пожилой, худой фельдшер. Он получил кличку из-за его постоянного вопроса „ Potschemu bolnoi? " (Почему больной?), который он направляет к каждому, который входит в помещение. При этом он сдвигает свою форменную шапку на затылок и подглядывает на пациента строгим взглядом. Хотя он говорит „симулянт ", постановку диагноза и лечение предоставляет в конечном счете в большинстве случаев немецкому врачу или санитару. Возможностей помощи мало. Не хватает по-прежнему медикаментов.

Теперь я в очереди. Он рассматривает мою спину, считает её Nitschewo (ничего) и дает санитару знак. Накладывается повязка с ихтиолом. Все же я получаю на следующий день температуру. Боли становятся сильнее. Фурункул также. Вокруг образуются другие. Санитар говорит: „Дело распространяется и идет в глубину. Это типичный асбестовый абсцесс. Я должен вскрыть «сокровище». Ложись на живот, бери платок между зубами и сожми их. Это что-то вроде глушителя звука". Затем он громыхает сделанным пленными на Mech-Sawod (мех-заводе) инструментом, и я чувствую, как будто бы мастер ножа вскрыл позвоночник. На некоторое время свет уходит из моих глаз. Когда прихожу в сознание, слышу: „Ты не заметил, наверное, вообще ничего. Бессознательное состояние - это подарок природы. Оно экономит нам недостающие наркотические средства". Два дня я пишусь больным. Температура опускается вниз. Но процесс выздоровления продолжается необычно долго. При каждой смене повязки это фиксируется: в ране сборище вшей. Недели проходят. Затем образуется омертвение плоти. Снова и снова иду я после рабочего дня на лечение. Вдвоем белые халаты кромсают разрастания и затем слегка касаются поверхности жидкостью, которая вызывает такое действие, что у меня теряются слух и зрение. Мой бригадир имеет сочувствие, он выделяет мне на стройплощадке более легкую работу.

Я вновь иду на перевязку, в больничном отделении царит волнение. Два пленника вносят третьего. Его левая рука залита кровью. Средний палец висит свободно вниз. Potschemu (Почему) был проинформирован, наверное, уже, ругается, на чём свет стоит. Он берет маленькую чашу и ножницы, -чик, и палец далеко от ампутанта. На носилках он перевязывается и его уносят в военный госпиталь рядом. Что произошло? Группе пленных было приказано, чтобы они меняли однометровые столбики вдоль изгороди лагеря. Новые должны были заостряться и вбиваться. Приятель, физически, пожалуй, на исходе, не видел, наверное, никакой другой возможности перенести суровую зиму, гарантировано попасть в лазарет с последующим освобождением от работы. Таким образом он положил средний палец на плоскость верхнего края столба и взмахнул топором. Он отсек палец от тесной ладони. Видно ясно, что это не было несчастным случаем. Он перенёс зиму, но не последующее штрафное время в карцере.

Неделю спустя. Воскресенье. Мы, собственно, могли бы спать на один час больше. Разбужены, тем не менее, в ранние утренние часы ружейными выстрелами. Это лишь немного возбуждает пленников: „ Кто знает, русские играют, наверное, третью мировую войну". Любопытные идут наружу, скоро возвращаются и сообщают. На стороне фронтона барака находится лестница с площадкой и перилами. На ней висит пленный. Наверное, не один час. Он выбрал самоубийство, больше не имел, очевидно, никаких сил жить за колючей проволокой. Часовой на вышке смог увидеть его только, когда рассвело, и затем обратил внимание на событие выстрелами в воздух. Заспанный рычит на нарах: „Только дурак в воскресенье вешается. Он мог бы выбрать себе другой день". Он ложится на другой бок, остальные добавляют похожее. Как, все же, холодны, бессердечны мы стали по отношению к пленнику, у которого больше не осталось никакой надежды, стойкость которого просто иссякла. Конечно, гарнизон подняли по тревоге. Однако, когда комендант установил, что речь шла только о немецком самоубийце, он снова позволил подчиненным вернуться в расположение. Они желали себе, наверное, как и мы, еще один не лишний час сна.

Авторский рисунок из книги. Stadler, Wolfgang. Hoffung Heimkehr