Возвращение домой вместо возвращения домой? 1

13 мая. Бригада снова скорбит о мертвеце. Отто (фамилия не отмечена), пожилой мужчина высокого роста, умер. Он становился в течение последних дней все более молчаливым и только лишь тенью себя самого. Причина: истощение. Буквально он умер с голоду. Хотя он ростом 1.90 м и получал дополнительный суп (высотная надбавка, мы называли её шутливо). Смерть была гуманна, пришла ночью во сне. Мы прощаемся, но что это за прощание.... Он лежит на нарах, мы уходим на работу. Когда мы возвращаемся, он находится в мертвецкой. Жена едва ли будет информирована о кончине. Фамилия и место жительства выпали из памяти. Письменные заметки запрещены строго-настрого. Прибывает и убывает слишком много приятелей, чтобы было можно запомнить их всех. Ведутся ли похоронные листы в гарнизоне? Если ведутся, опубликует ли Советский Союз их однажды? Вопросы, на которые никто не может ответить.

Новые поступления объявлены. В течение последних военных недель еще сотни тысяч попали в плен. Могло ли значить, что с растущей численностью пленных наше состояние здоровья станет еще более сложным? Недостаток продовольствия и недостаток медикаментов были всегда самыми частыми причинами смерти.

Моим рабочим местом является по-прежнему каменная мельница. В пространство под крышей вокруг наших носов свирепствует ветер. Но не иссякает юмор висельников: „ Ветер рассказал мне песню ... " или „ ветер свистит между ребрами ". Сквозняк вызывает серьезные опасности. Я уже чувствую их. Першение в горле, как если бы оно было полно тонкой асбестовой пыли. Санитар выдает фиолетовую жидкость для глотки: марганцовокислый калий, универсальное средство против боли в горле, зубной боли и других жалоб. На следующий день пасть как зашнурована. Я больше не могу доставить хлеб во внутрь. Появились температура и одышка.

Снова я должен идти в лазарет. Врач устанавливает стетоскоп. Уже после третьего наполнения дыханием у меня головокружение. Я падаю назад. Как из дальней дали я слышу еще её испуганное: „ Ой! ". Затем явилась темнота. Когда я раскрываю глаза, белая личность стоит передо мной. Это смерть? Нет, санитар. Он говорит: „ У тебя воспаление легких и сильный бронхит. Вероятно, также дифтерия. Не делай только никаких глупых вещей!".

Врач садится по край кровати, мерит температуру, вливает мне что-то горькое, кивает озабоченно. Мне ясно, что я нахожусь в угрожающем для жизни состоянии. Обычно пророчат: „Если дела у человека идут совсем плохо и его охватывает страх перед смертью, он ищет одиночества и молится". Я забыл это. Всехвального господина, там наверху, „ ... царствующего так великолепно ", как мы пели в церковном хоре, я не могу хвалить и также взывать к нему в моей нужде. Он удалялся в течение времени все дальше от меня. Он даже не услышал ежевечерние умоляющие молитвы благочестивых членов бригады после жизненно важного ежедневного куска хлеба. Необъяснимым решением и волей ему нравилось призывать их. Он покинул, пожалуй, всех пленников, как нас, так и советских в немецких руках. Я вспоминаю о музыке страстей Христовых, которую сочинил дедушка Пауль, для смешанного хора, соло, органа и оркестра смычковых инструментов: „ Семь слов о кресте ".

Авторский рисунок из книги. Stadler, Wolfgang. Hoffung Heimkehr