О судьбах землячек, вплетенных в историю страны.

...Пароход "Боцман" более недели вез их по Оби на север. Вот проплыли тайгу, началась тундра, где только мох да карликовые березки и изредка низкорослые ивы. Грустная панорама после пшеничных полей и благоухающей зелени средней полосы и тайги.

"Куда мы плывем так долго и что с нами будет?" - думала Клава Мамонтова. А ехало их 18 семнадцатилетних сибирячек. Вот и Обская губа - целое море, даже берегов не видно.

Высадились девчата на самой последней пристани у поселка Тазовский Ямало-Ненецкого округа, там, где Обская губа соединилась с Тазовской.

В трудовой книжке Клавдии Даниловны Мамонтовой значится запись профессии: ловец. Суровый край задержит Клаву на восемь лет, и потому о тонкостях профессии ловца она может и сейчас, через 55 лет, прочитать целую лекцию. Вот что она рассказала о северном житье-бытье:

- Спали на берегу (на песках) в палатках с двухъярусными нарами, сколоченными из деревянных щитов.

Одежда не просыхала, работали по пояс в воде. Так казалось теплее, видимо, закалены были матушкой-природой, как моржи.

Сележий лов начинается в сентябре. Обь переплываем и ловим в разных притоках, меняя места. Погода там коварная и изменчивая - сущая злодейка. Утром выглянет солнышко, вдруг дождь, а вечером так завьюжит и льдом схватит воду, успевай убраться восвояси.

Обуты были в бродни (сапоги с матерчатыми голенищами, передок и пятки кожаные). В них, естественно, постоянно вода, и чтобы она не задерживалась, поближе к ступне прокалывали дырочки.

Помню, пришел за нами катер "Красный рыбак". Корпус его из железа для сопротивления льдам. Рыбу увез, а нас оставил в лодках. Вечером неожиданно подул зимний ветер, мы превратились в сосульки, просидели ночь в лодках, обогревая друг друга, а утром смотрим - кругом только лед. Бригадир наш Николай Никитич Игнатьев, опытный рыбак, знал выходы из экстремальных ситуаций. Тяжелым топорищем стучит по льду, проверяя его прочность, и командует:

-    Идите осторожно за мной на расстоянии четырех метров друг от друга. Это на случай, если провалится одна в воду, другая останется.

Передвигаемся, сердце замирает от страха, а бригадир громко приказывает:

-    Теперь ползите на животе, тихонько и очень осторожно, подальше одна от другой!

Ползем, а лед качается, под ним - водная пучина. Берега не видно, и нам неведомо, где он. Все-таки добрались тогда до поселка Тазовского.

Но самый трудный был морской лов. Это когда наступала длинная полярная ночь. На нартах, запряженных оленями, ненцы мчали нас куда-то далеко-далеко, ориентируясь по звездам и ветру. С собой везли мы и палатки. Устанавливали их на лед, а сами долбили майны (проруби).

Каждому звену из трех человек полагалось прогнать 150 сетей. Одна из нас долбит лунки, вторая вычерпывает лед, а третья гонит сети, выгребает рыбу на лед и торопится к следующей лунке.

Нормы выполняли в любое время года на 150 процентов, видимо, за счет обилия рыбы, молодых наших силенок и самоотверженного усердия ради Победы.

В палатках мерзли ужасно, топить буржуйки было нечем, спецодежду сушили своим теплом. Лед иногда лопался, и в палатки проникала вода, в таких случаях перетаскивали щиты на новое место.

А разве забудешь северное сияние? Картина просто не поддается описанию, все небо переливалось разноцветными сполохами.

Пурга, бывало, затянется на неделю, холод адский, снег буквально заваливает жилище и проникает вовнутрь, а нам от этого становится, пожалуй, теплее чуток.

Так продолжается полгода, и только в первых числах мая снова мчимся на оленях в ставший родным поселок Таз.

Из 18 девчонок-сибирячек, что плыли сюда в августе 42-го, осталось только двое. Катю Пушкину и Иру Пастухову поглотила водная пучина.

Была среди нас очень веселая девочка Маша Колесникова, игравшая на гитаре, запевала и душа нашего затюканного тяжкой работой коллектива. Ее внутренний мир и физические силы так надломились, что она предпочла самовольно уйти из жизни.

Пришлось поработать и на лесоповале - заготавливать топливо для консервного завода. Нас везли опять же на оленях, но в обратную сторону, в тайгу, где валили вековые деревья, очищали их, волокли на себе к берегу, устраивая плоты, которые обматывали тросом, завинчивали накрепко. Весной, когда растает лед, катер тянул за собой длинную вереницу леса к самому заводу. Мы вытаскивали деревья на берег баграми с крючками и складывали в штабеля.

Бывали и радостные минуты, если летом удавалось около поселка пособирать морошку и клюкву. И как ни трудна для девчонок мужская работа, в душе всегда оставалось место для лирики и любви, мы стремились к общению.

Одевались в чистые фуфайки и - на танцы. Помню, я сшила себе широкие штаны из черной "диагонали", полученной в качестве премии на талон в местном магазинчике. И вот однажды на танцах в доме народов Севера познакомилась с Васей. Он предстал передо мною в солдатской гимнастерке при медалях. С фронта убыл по ранению.

Расписались с ним в поселковом Совете. Родилась дочурка Галочка, но скончалась от дифтерии в Салехарде, когда возвращались на Большую землю.

Почему в Асбесте оказались? Родители Васи, бывшие переселенцы, приехали сюда к родственникам, а мы за ними.

Анна ПОПОВА.