13:00
В базарный день. 2.
Продолжаем публикацию глав из книги А. Чечулина, - «Асбест».

Предыдущие главы

Ну хорошо, опосля так опосля. А опосля — это наверняка никогда, но я не сержусь на Графиду, она и так непонятно за что выделяет меня из оравы внуков...

Возле пивнушки «Голубой Дунай» начинаются прилавки частников, продающих все, что можно: от ржавых гвоздей дореволюционного производства до швейных зингеровских машинок и дорогих мехов, от картошки и грецких орехов до нового патефона и живой обезьянки, от коврика с русалкой, изображенной посредством трафарета на застиранной простыне, и самодельных кошек-копилок до бельгийского охотничьего ружья и старинной иконы в серебряном окладе, от капкана для крыс до трофейного аккордеона...

Гвалт торгов оглушает. Споры, крики, смех. Мы с Графидой глазеем по сторонам. Бабушка приценивается к отрезу синего, в полоску бостона, мнет материю, разглядывает ее на свет, тянет вдоль и поперек. Плотная, бывалая девка услужливо поворачивает отрез, как желает бабушка, разматывает метры, но Графида, видимо, вспомнив, что послана не за бостоном, сникает и уже подталкивает меня к Быходу из рядов.

А вслед нам несется грозное:

— Кикимора! Ишшо шшупает чё-то... Деньги сперва накопи, тожно и шшупай! Ишь, мильён на рояли забыла!

Графида только отмахивается, точно святая, прощая блудницу. Она и впрямь святая, но никто, кроме меня, об этом не подозревает.

Картежники, фокусники, рулеточники, гадалки, пленные фрицы, меняющие нижнее белье на табак, нищие с протянутой рукой, слепые певцы, прорицатель с морскими свинками, размалеванные девушки с высокими прическами...

Толпа насыщена электрическими разрядами, потом, испареньями, едким запахом лекарств. Много инвалидов и подделывающихся под них. Бабушка подает им мелочь, крестит их, шепчет что-то про себя, но не забывает ощупывать спрятанный в рукаве кофты носовой платок с деньгами — жулья вокруг, по ее мнению, больше, чем порядочных людей.

А базар только разгорается. То и дело подкатывают к воротам подводы, перемещаются в пространстве мешки и связки живых куриц, корзины со слепыми щенками, блеют овцы. Дебелая усатая баба в черкеске, с толстой сигаррй во рту сует в руки прохожих свой товар — какие-то фотографии. Мы с бабушкой Графидой большие любители красочных открыток. Она поначалу берет, но тут же плюется и почему-то тоненько взвизгивает:

—    Сквернавка!

А сквернавка давит бабушку могучей грудью, и бабушка, ойкнув, испуганно замолкает. Баба в черкеске, выпустив в нас струю вонючего дыма, прошествовала мимо, устремившись к деревенскому парню, караулившему телегу с мешками.

Пока Графида переводила дух, я наблюдал, как парень, вглядевшись в фотографии, густо покраснел и отшатнулся от тетки, но та не отступала, доставала новые пачки фотографий.

—    Ба, что она дает? — сорвалось у меня.

—    Срамоту!—зло чертыхнулась бабушка. Колхозник не устоял перед бешеным напором

тетки в черкеске и воровски спрятал несколько снимков за пазуху. Тут Графида пришла в себя и потащила меня с базара на берег озера.

На берегу тоже многолюдно. Ожидается почтовый аэроплан из Свердловска. Зеваки разглядывают горизонт—кто в подзорную трубу, кто из-под руки. А горбун в немыслимом балахоне держит у глаз такой огромный бинокль, что голова его кажется пробкой, заткнувшей горлышко бутылки, то есть окуляра.

—    Что там, Вань?

—    Долго еще мозолиться будем?

—    Бюрокрады, самолет вовремя не пущают, о людях не думают!

Горбатый Вань наконец отнял бинокль от глаз, словно вытащил голову из бинокля, и горестно произнес:

—    Нетути.

Людская масса взрывается:

—    Жаловаться будем!

А подвыпивший мужичонка орет благим матом,

стуче по коленке тщедушным кулачком:

— Как это нетути? А ну подать сей момент!

Толпа заходится от смеха. Мы с бабушкой тоже

хихикаем. Вань снова поднимает бинокль и уныло обещает:

— Счас появится, счас появится...

Но народ начинает разбегаться, и нам пора. Солнышко уже в зените, есть хочется.

— Ба, купи плюшку,— канючу всю дорогу, пока идем через парк, надеясь взять Графиду измором. Но не на ту напал, она мигом определяет время по солнцу и отказывает:

— Скус спортишь. Придем—как раз обед.

— Ба!

— Не терзай душу, отрок.

Ну все, сейчас она добавит о Христосе, который...

— Христос терпел и нам велел.

Теперь просить ее бесполезно. Но Графида неожиданно, что на нее не похоже, меняет суровое решение. Мы заходим в хлебную лавку при синем деревянном гастрономе, что около парка. Еще недавно здесь с бабушкой в бесконечных очередях отоваривали карточки. Теперь спокойно выбираем самые душистые булки, да чтобы изюму в них побольше было.

Воскресный поход закончен. За столом бабушка красочно отчитывается перед моими родителями — людей посмотрели, себя показали. Дую на блюдце, наслаждаюсь плюшкой. Бабушка подсовывает мне половинку своей. Она все меньше и меньше нуждается в еде. Маленькая, сухонькая, с поредевшими волосами, Графида словно чувствует, что скоро явятся за ней «анделы небесные».

После обеда щелкаем базарные семечки. Все похохатывают над рассказом бабушки о том, как она приценивалась к бостону. Графида, пользуясь всеобщим вниманием, показывает, как «шшупала» отрез...

— А она мне грит: што, кикимора, мильён на рояли забыла?

Какой же это был год? Сорок девятый? Пятидесятый?.. Теперь и не упомню. Одна примета — совсем свежа в памяти война. Графида еще надеялась увидеть младшенького, Степу, пропавшего без вести летом сорок первого.

( Продолжение следует.)

А. Чечулин  "Асбест" 1985 г.

Фото из открытых источников
Обнаружили ошибку? Выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter.
Дополнительно по теме
Категория: История города | Просмотров: 209 | Добавил: drug6307 | Теги: Чечулин Асбест | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar
Новости от партнеров