Воскресенье.

Лучше дня нет до сих пор.

У нас базарный день. Обычно на базар ходят родители, от них и я ни на шаг. Но сегодня на базар идет бабушка Графида, крупных покупок делать не надо.

Дорогу на базар найду с закрытыми глазами. Сначала надо идти по пыльной Садовой до магазина «Культтовары», затем легкий поворот налево, мимо мичуринского сада, через старый парк с огромной деревянной аркой с полыми четырехугольными колоннами.

Парк встречает большой клумбой, на которой цветет лелеемый садовником лозунг: «Слава великому Сталину!» А вот и сам вождь и учитель, вознесенный на каменный пьедестал. Это единственный памятник в городе...

Песчаная аллея виляет между могучими девьями, огибая затерянные в тени беседки и скамейки. Она сплошь усеяна сосновыми шишками, но это не останавливает нашу босоногую братию.

Бабушка, нарядившаяся по случаю воскресенья в новую кофту и любимый — в горошинку—платок, отстает, и я досадую: надо ждать, а ждать — значит отбиться от сверстников, стайкой самостоятельно следующих на базар.

Старательно сучу ногами вслед за ребятами, но бабушка вовремя замечает мое поползновение и командует:

— А ну-ка ворочайся!

Замедляю шаг.

Вот и базар: разноцветный, многоликий, голосистый, волшебный, заманчивый...

Место для него выбрано удачное: с одной стороны город надвигается, с другой — парк, а дальше Щучье озеро, уже высохшее. Идут сюда горожане как на праздник какой, нарядные, веселые, возвращаются еще веселее, ибо пивнушка у входа никогда не пустует, а там и на розлив, и в посуде...

Тут же краснорожий дядька торгует вином из большой деревянной бочки с заржавленными обручами. Глядя на него, бабушка плюется и страшно ругается:

— Киператив. окаянный!

Дядька бабушке не по нраву. В таком злачном месте да еще продавать кооперативное вино! Можно подумать, что в пустыню приехал! С этим «киперативом» в прошлое воскресенье вышла потеха, в нашем дворе мужики уже неделю гогочут.

Живет у нас машинист экскаватора Василий Му-сальников, озорной, компанейский человек. Девятнадцати лет вернулся с войны при четырех орденах и множестве медалей. Орел! Летит однажды этот орел со смены, а дорога идет через базар. Торговец кричит ему:

— Браток, стой!

Остановился машинист, ждет.

— Помоги, фронтовичок, я тебе плесну...

— Отчего не помочь...

Запустил Вася шланг резиновый в бочку, а публика смотрит, ждет, пока в ведро брызнет свежее вино. Дует он в шланг, глаза напряжены, в них дур-ничка, старается изо всех сил.

— Да ты не спеши, парень, поболе воздуху набери,— советует сердобольный из толпы.

Вася раскраснелся, так хочется ему помочь кооперативной торговле. Наконец-то вино льется струей. Все довольны. «Киператив» наливает фронтовику стакан с верхом, но тот небрежно отводит руку продавца:

— Не пью!

— Вот молодец,— одобряют жаждущие.— Не о себе радел!

Вася махнул на прощание рукой и двинулся в березник. Метров через двадцать он шатнулся, через тридцать закачался, взгляд осоловел. Здесь, в березнике, и прихватили его мои братья. Литра три отсосал из кооперативной бочки гвардеец, войдя навечно в сагу анекдотов нашей Садовой.

 

За пивнушкой по левую руку — мороженщица с алюминиевой кастрюлей, в голубых глазах сонная одурь. Тетка лениво набивает мороженым вафельные трубки. Очередь к ней в основном детская, загнулась так, что разобраться, где начало, где конец, невозможно. Белоснежная гора в кастрюле тает быстро — редкое еще лакомство нарасхват.

На правой стороне — салон фотографии. В нем на фоне исключительно замечательного пейзажа (озерцо, камыши, лебеди выгнули шеи навстречу толстухе-красавице) снимаются почтенные семейства и отпетые бубновые подзаборники, странный народец с блестящими золотыми зубами в кепочках-малокозырочках. «Фиксы!» — презрительно цедит при виде блатных Вася Мусальников.

Сколько раз предлагал я бабушке сфотографироваться в этом интересном мире, но слышал в ответ:

— Успеется, как-нибудь опосля.

Может быть, она боялась большого никелированного аппарата на треноге, лысого фотографа, напоминавшего ей демона, когда в секунду закрывался огромным черным покрывалом и целился оттуда, из темноты, в доверчиво улыбавшихся перед ним людей. Сниматься в нашей семье не любили, а жаль, мои дети не знают в лицо свою прабабушку.

А. Чечулин  "Асбест" 1985 г.