13:00 В. Исаков. Вечерние разговоры. 6 | |
| Перед вами одна из первых литературных работ нашего земляка Владимира Исакова - "Вечерние разговоры". Она написана чистым уральским говором - как рассказывала бабушка, вспоминая вечерами о житье-бытье прошлом, так и представлена читателю. Этого говора давно уже нет, он почти не сохранился в нашем краю - тем уникальна эта книга. В.З. Исаков родился 8 октября 1943 г. в г. Асбесте Свердловской области. Окончил факультет журналистики МГУ (1967 г.) и Высшие литературные курсы Союза писателей СССР (1987 г.). Литературной деятельностью занимался с 1960 г. – в этом году были опубликованы его первые стихи и рассказы. После окончания МГУ в течение многих лет работал одновременно и как журналист, и как писатель. В 1967 – 1985 гг. занимал различные должности в газетах «Калининская правда», «Смена», «Советская Россия», издательстве «Московский рабочий». С 1979 г. – член Союза писателей СССР, с 1991 г. – член Союза писателей России. ВЕЧЕРНИЕ РАЗГОВОРЫ 6. ИЗБУШКА У ЗЕЛЕНОГО Помнишь избушку-то у Зеленого? Тут, у озера-то, был такой магазин. Зеленой назывался. «Где живешь?» — «У Зеленого». Вот там была больша площадь. На площади стояли магазин да эта избушка. Кака-то бревенчата сторожка. Мы с отцом женились, дак и жили в этой избушке-то. До этого к папке Ячменевы все ходили, подговаривались: «Вот у нас скоро солдат из армии, мы придем свататься». Раз идут. В сентябре ли, в августе ли, А я стояла на улице, с соседкой разговаривала. Смотрю — чё-то идут два мужика, женщина. Один снял кожану тужурку, надел на другого. Переменились. Я смотрю — о, нарядной. Нарядного жениха ведут. Я еще похохотала с соседкой-то. «Сватовщики». — «Каки сватовщики?» — «Да к нам». Смотрим, верно, к нам идут. Захар-от, значит, да Ячменевы — его-то старша сестра, хресна Оганя, с хресном Васильем. Мама-то с папкой дома были. Ну, посидели, поговорили. Я тогда не сказала — пойду, нет. Ну а потом чё… Мама с папкой начали говорить, што надо вечер делать. Тогда свадьбы-то не делали. Вечер сделали у их, да вечер у нас. И все. Вышла взамуж. Отец-от родом из Некрасовой. Семья-то у их в Некрасовой жила. Вот папаша-то с мамашей — Иван Пуданович с Опросиньей Ильиничной, хресна Оганя, Домна, он. Больше никого, он уж последней был. Оне все трое ведь от разных матерей. У Ивана-то Пудановича четыре жены было дак. Отцову-то мать Ульяну Левановну он третью взял. А последня, Опросинья Ильинична, им всем уж неродна была. У ей не было детей-то. Захар-от тогда в лесу робил. Из деревни много посылали на лесозаг-от. Вот их пошлют на всю зиму. Он те годы поминал: «Нам досталось. Мы поворочали лесу-то». Вот всё лес возили. У их дровни с подсанками. Заготовляют там бревна. На лошадях возят всю зиму. В лесу, в бараках, и жили. Потом куда деваться? Поехал в город, устроился на строительстве щекотуром. Пожил там сколь-то. Потом в совхозе, на ферме робил. Корм возил, да пахал, да жал, да… Все делал. Оттуда его, видно, и взяли в армию-то. Он ведь в этой… в кавалерее служил. Где-то на Дальнем Востоке. Там оне были. Ну а старики-то сюда, на Кудельку, перебрались. Написали, штоб приезжал к им после армии-то. Оне тут и жили, в этой избушке-то. А я-то пришла. Господи… Никакой ограды у избушки-то, нечо. Выйдешь — чисто поле во все стороны. Потом уж корову купили, начали огораживать, делать двор. Стали жить-то. ВОЗ СЕНА Папаша, Иван-то Пуданович, еще до меня умер. Я пришла в сентябре, а его схоронили в июне. Оне оба, с нашим Ондрием, умерли из-за этого несчастного сена. Василью Ячменеву надо было сено, везти. Откуда-то с дальнего покоса, из-за Пышмы. Папаша с нашим Ондрием-то и поехали. Видно, уж весной, в мае. Поехали, погрузили. Обратно стали переезжать Пышму, у их сено-то с курка и слетело. Слетело. Чё делать? Оне в реке двоем и подняли этот воз-от. Подняли, и оба надорвались. Папаша-то оттуда сразу лоском приехал. В июне-то он уж умер. А Ондрий-от вот дотянул до марта. Все лежал, не мог нечо делать. Ну, у их надсада. Вот таки просни были на боках-то. Ондрий-от нечо в рот не мог взять. Его рвало без конца. Хресна Настасья у нас правила хорошо. Она правила, его, а нечо не могла сделать. Зимой-то его повезли в больницу. Не то в январе, не то в декабре. Ой как Валька у их ревела! «Тятя, не езди, ты не приедешь домой-то». И так он и не приехал. Умер в больнице. Первого-то марта, значит, воскресенье было. Накануне мама с Матреной ходили к ему. Пришли оттуда, ревут: «Плохой Ондрий шибко». В воскресенье-то папка пошел. Пришел, он спит. Я, говорит, подошел к ему, сел тут. Сел, сижу. «Ондрий, ну чё ты?» — «Я, тятя, седни сплю. У меня нечо не болит. Шибко спать хочу». Тут забегает санитарка. Знаешь, оне все каки бешаны. Забежала, спрашивает: «Дедушко, сколь ему годов-то?» Ну, оне знают, што он вот-вот умрет. Я, говорит, молчу, нечо не говорю. А Ондрий-от открыл глаза да эдак, через голову-то, ей говорит: «Тридцать три года, три месяца и седни три дня». Видно, он уж выщитал. Ну и все. А он черносливу просил: «Принесите мне черносливу». Папка-то купил черносливу и принес ему. «Вот, Ондрий, я тебе черносливу принес». — «Нет, я седни нечо не хочу». Папка, говорит, посидел, посидел у его и пошел домой. Пришел домой-то, маме с Матреной нечо не сказывает. Я после работы зашла, он мне на улице-то и говорит: «Антонида, Ондрий-от до утра не доживет». — «Да ты чё?» — «Да. Мать с Матреной не знают, а я уж всем телеграммы дал. Он до утра-то не доживет». Утром Матрена-то поехала в больницу. Приехала, а он уж в катаверной. Мужики из палаты-то говорят: «Дедушко только ушел от его, он уснул и больше не проснулся». Так Ондрия и схоронили молодого. ПРЕДСКАЗАНИЕ Летом поехали раз на кладбище. Вот вскоре после этого-то. К Ондрию на могилу. Перво-т там дедушко Степан был схоронен. Потом Ондрий-от. В сорок дён ли в полгода поехали к Ондрию-то. Сели, посидели у их там. А могильщиком-то на кладбище был наш деревенский мужик, Егорушко. Папка говорит: «Надо позвать Егор Зотиевича-то». Кто-то из мужиков пошел за им: «Егор Зотиевич, айда посиди с нам». Нас там много сидело. Мама-то с папкой. Матрена. Филипп с Настасьей. Василей с Марией. Степан с Лизаветой. Мы с Захаром. Все там были. Ну, у нас уж двое на кладбище-то тут. Сидели у их, выпивали. Хресна Настасья и говорит: «Егор Зотиевич, погадай-ка мне на руке. Филипп-от у меня скоро нет умрет». Всё говорили, што этот Егорушко ворожить умеет. Ну, она и смеется: «Погадай, я хоть за тебя взамуж выйду». Он взял у ей руку-то. Чё-то посмотрел, посмотрел. «А не шути, Анастасия Терентьевна. Через три года умрет Филипп Григорьевич». Што ты думаешь? На третей год Филипп и заболел. Он тогда в пекарне, в Большой деревне, робил. Он ведь всю жизнь пекарем. Видно, в армии служил, дак научился. Пришел из армии-то, все время робил в пекарнях. А в пекарне, известно, дровяно отопленье. Он, видно, спотел в жаре-то да выскочил за дровам. И все. Сразу туберкулез у его и получился. Он только три месяца и проболел. Хресна Настасья и осталась с робятам-то, с Венушком да с Геннадьем. Потом ходили на могилы, дак все поминали: «Вот как Егорушко-то наворожил». А счас на кладбище уж много нашего-то народу. В палисадике места не хватат. Вот Ондрия-то схоронили. Потом вот папку. Мама все спорили с Матреной. Мама говорит: «Я легу в середину». Матрена говорит: «Нет, я». Оказалось, Матрена легла в середину-то. Тут уж счас дедушко Степан, папка, Ондрий с Матреной, Славик. Береза растет в палисадике-то. Малина посажена. Карточек-то хоть нету, а у всех подписано на крестах-то. Ну а мама-то вот на другом кладбище схоронена, в Мезенке. Там вот счас мама, Филипп с хресной Настасьей, Сергей — старший-то сын теты Василисы. Оне там тоже артелью. У всех уж тут робята росли. У Ондрия-то вот Славик с Валентиной. У хресного-то Василья — Леонид. У Степана-то вот родились Нина с Галиной. Все тут, возле мамы-то с папкой, и держались. Продолжение следует В. Исаков. "Дом на берегу" 1978г. 
| |
| Фото из открытых источников Обнаружили ошибку? Выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter. | |
Дополнительно по теме | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |
Новости от партнеров