13:10 В. Исаков. Вечерние разговоры. 3 | |
| Перед вами одна из первых литературных работ нашего земляка Владимира Исакова - "Вечерние разговоры". Она написана чистым уральским говором - как рассказывала бабушка, вспоминая вечерами о житье-бытье прошлом, так и представлена читателю. Этого говора давно уже нет, он почти не сохранился в нашем краю - тем уникальна эта книга. В.З. Исаков родился 8 октября 1943 г. в г. Асбесте Свердловской области. Окончил факультет журналистики МГУ (1967 г.) и Высшие литературные курсы Союза писателей СССР (1987 г.). Литературной деятельностью занимался с 1960 г. – в этом году были опубликованы его первые стихи и рассказы. После окончания МГУ в течение многих лет работал одновременно и как журналист, и как писатель. В 1967 – 1985 гг. занимал различные должности в газетах «Калининская правда», «Смена», «Советская Россия», издательстве «Московский рабочий». С 1979 г. – член Союза писателей СССР, с 1991 г. – член Союза писателей России. ВЕЧЕРНИЕ РАЗГОВОРЫ 3. УБИЙСТВО Последнего папкиного брата, Федора-то Степановича, дома Тюней звали. Дядя Тюня. Он молодой еще был. Ну, оне с тетой-то Евгеньей уж были женаты. У их уж мальчик был, тоже Женька. Она вторым забеременела. Оне с дедушком Степаном да баушкой Кирьей тогда жили. И вот тут эте праздники-то несчастны. Артемьев день был. У нас в деревне два праздника-то праздновали. Вот второго августа — Ильин день. И четвертого ноября — Артемьев день. В году два праздника бывало в любой деревне. Ну, съехались гости. Из Патёвой, из Черноголяхиной. Вся родня-то. И только разгулялись. Время часа четыре, наверно, было. А чё, осенью, в ноябре-то, уж темнятся в четыре часа. И вдруг Михеята загоняли. Вот пригонят на паре к окошкам: «Выходите, Киселята. Счас растянем». Драться им надо. Мама скажет: «Ну чё, погоняют да уедут. Сидите, мужики. Пойте песни-то». Ну, оне покричат у окошок, покричат — уедут. Раза три так приезжали. Ну и все. И уехали. Дедушко-то с баушкой-то еще посидели да дядя-то Тюня с тетой-то Евгеньей. Баушка говорит: «Нук чё, пойдемте домой». А жили тут рядом наискосых. Я заревела: «Боюсь дома пьяных, пойду с дедушком, с баушкой к имя ночевать». Мама говорит: «Пойди айда, у их полати больши, ночуешь на полатях». Ну, пришли к им. Дядя-то Тюня сразу лег, уснул. Лег, уснул. Часов-то в шесть ниоткуда вдруг взялись эте… Теты-то Евгеньи брат пришел да его товарищ, Тёмко Марешонок. Молодиньки робята, лет по семнадцати. Баушка им говорит: «Тюня-то спит». — «Нук чё, спит, дак встанет». Пошумели тут, он, верно, встал. Встал, а время-то не поймет — вечер ли, утро. Он думат — утро. Встал, давай умываться. Баушка с дедушком хохочут: «Нук чё, ты куда умывашься? Время-то ночь. Семь часов доходит». — «Нук чё, семь часов, дак скоро светать начнет». — «Како светать? Вечер…» — «Да вы обманываете, какой вечер. Утро ведь уж». — «Нет, вечер». Ну, он посидел тут с робятами-то. Собрался. «Пойду хоть до Коли Марешонка дойду». А Коля Марешонок жил по эту сторону Михеят-то. До Михеят-то не доходя. Оне зашли к Коле-то Марешонку, его нет дома: «Он у Еремы». У брата, значит, у другого. А Ерема жил по ту сторону Михеят-то, как раз рядом. Оне и пошли. Пошли туда, значит. А Михеята-то, видно, сидели караулили. У их уж руки чесались целой день. Им чё-то надо было делать. Никто не подрался с имя. Никто не связыватся. Ну, только дядя-то Тюня поравнялся с воротам-то, оне выскочили и давай дядю-то Тюню тут… Те-то робятешки молодиньки, его бросили да за палисадик спрятались. Сидят за палисадиком-то. Слышат, што там только пишкотня стоит. Михеята его кто болтом, кто молотком. Кто чем. Пять человек било его. А сосед, дядя Ондрий, вот жил напротив Михеят-то, вышел в ограду да слышит — кого-то бьют. Сдурели. Только пишкотня стоит. Он вышел за ограду-то: «Робята, ведь вы кого-то убили». Михеята бросили дядю-то Тюню и бежать. Закрылись. Он подошел — Федор. Робята-то тем временем прибежали к нам домой. Прибежали, кричат: «Дедушко, надо лошадь запрягать за Федором ехать! Федора там убили». Ой, батюшки! Побежали к нашим. Наши-то… Папка побежал, загорячился. Заругались все. Запрег папка лошадь, Гнедка, поехали. Поехали. Привезли его. Дак чё. Тут ведь не врачей, никого. Оне его давай под руки в избу заводить-то. Давай заводить-то да больной-то головой, расхлеснутой-то, и задели еще о двери-то. Он как закричит, зматерится. А я через полати-то, через брус-от, смотрела. У его вся голова-то в крове. Оне его завести-то завели. И всё. Он скричал и опять потерял сознанье-то. Давай, коней запрегли парой, бросили постелю в дровни, завертели его, и папка повез. Не знаю, то ли с Ондрием оне ездили, то ли с дядей Кузей. С кем-то двоем поехали. Повезли его в Каменской Завод. А в Каменской Завод везти двадцать километров. На лошаде. Ну, оне везли его, везли. До Горбиной-то доехали, шесть километров осталось до Каменского-то Заводу. До Горбиной-то доехали, хватили его — он уж живой не бывал. Ну, оне довезли до Каменского-то Заводу. Привезли его туда. Там его натомировали. У его на голове молотком было пробито. Вплоть до мозгов туда. Ну, его домой. И всё. Ой и ревели! Ой, реву было! Хоронили с выносом. Прямо из дому со священником шли. До самой церкви. Народу было! Гроб-от на руках несли. Папка ехал за гробом, на телеге. Как поравнялись с Михеятами-то, он как заплачет, закричит на их. А чё… Ну, их посадили, Михеят-то, потом выпустили. Один у их взял все на себя, отсидел сколь-то. А человека-то убили. ПО РОДИТЕЛЬСКОЙ ВОЛЕ Ну, время идет. Наши-то уж тоже взрослы стали. Хресну Настасью взамуж надо отдавать. Вот, рождество пройдет. После рождества тожно свадьбы начинают играть. Сватались-то ее много приезжали. Одне сватовщики. Други. Она красива была. Да так-то чё, она ведь умела все делать. Она шила хорошо. Ткала шибко хорошо. От мамы-то она научилась. Вот начали ее сватать за хреснова-то Филиппа. Она не шла шибко. Она шибко ревела, не шла за его. Оне от нас шесть километров жили, в Патёвой, дак раньше ведь не больно знали. Она его совсем не знала. А им, видишь, ее нахвалили. Вот оне раз приехали, второй приехали. Ну, наши родители известно каки: за богатых надо. Оне жили-то хорошо, хресно-т Филипп. А хресна-то не шла, у ей был парень в своей деревне, она дружила. Она и не шла за Филиппа-то. Вначале-то без жениха приезжали. Всё ездили. Потом жениха привезли. А он корявой был, хресно-т Филипп. У его оспа была. Да сам длиннолицой такой, горбоносой. Ну, а сват-от Григорей, отец-от его, был хулиганистой шибко. Дак она еще из-за этого боялась, не шла. Думала, што и Филипп-от будет драчун. А он вот, наоборот, был хорошой. Ну а потом просватали. Просватали, дак еще месяца два ли чё ли свадьбы-то не было. Ак вот все жених ездил. Через день, через два приедут к невесте в гости. Девки придут. Играют вечером. Танцуют под гармошку. Песни поют. Всяки игры устроят. Наиграются, жених домой уедет. Договорятся, через день, через два опять приедет. То один. То привезет сестру. То брата привезет. Эдак-то ездили, ездили. Приедут, погостят, уедут. Потом, значит, девки по веники поехали к жениху. Запрягают коней парами. Две-три телеги. Садятся девки, штук пятнадцать. Невеста тоже садится. Поехали к жениху в гости. Там надают им веников. Оне ленточек навяжут на веники. Приедут обратно в деревню — песни поют да вениками машут. С песнями ездят. Там угостят их немножко. Ну, раньше ведь чё, не пили. Маленько, по рюмочке. Ну и обратно едут. Потом, значит, собираются у невесты на обрученье. Приехали оттуда, вся ихня званка. Родители и все. Ну, человек двадцать. Да с нашей стороны столько. За стол посадят всех. Угощают. Выставят на стол орехи, семечки, конфеты всяких сортов. Испечен пирог налевной, нарезан так кусочками. Вот по паре подходят к жениху с невестой, оне угощают. А в это время им ложат подарки. Это ведь теперь ложат деньгами. А раньше кто чё положит. Ну, вот. И всё. Гуляют допоздна. Потом жених опять домой, со всей своей зван-кой. На следующей день собирают глухой воз. Глухи воза. Мне сроду не забыть. У хресны Настасьи два глухих воза наторкали, как стога наложили. Одежды у ей было штук семнадцать. По́льтов было не одно. Половики, полога, мешки — это все в счету было. Поехали два глухих воза. К жениху приедут, там свахи развешивают. Повешают, значит, шторы. Все полотенца по стенам развешают. У ей много было всяких полотенец наделано, вышитых и с кружевам. Все гвоздями прибьют. Все повешают по стенам. Скатерок штук пять-шесть постелют на стол. Показывают, чё есть. Глухи воза поехали, а в это время едет жених. Хресной Филипп приезжат, а хресна Настасья ревела у нас за столом сидела. И я с ей рядом по праву руку. Тоже сижу реву. Я-то еще не понимала, об чем она ревет. А я ревела — мне ее было жалко. Хресну мою, лёлю мою отпускать из дому. Сидим ревем. Только как хресной Филипп заходит, дверь-то открыл — она как тарелку базгнет о стол-от. Тарелка разлетелась в мелки дребезги. Я за хресну схватилась. Она ревет. Ой как она ревела! Она шибко не шла за его. Вот уж те годы, уж женаты были, когда кака гулянка, дак она перву песню запоет: «Дайте беленькой платочек, я еще поплачу. На родиму маменьку вечно посудачу». Ну, а так-то оне хорошо жили с Филиппом-то. Продолжение следует В. Исаков. "Дом на берегу" 1978г. 
| |
| Фото из открытых источников Обнаружили ошибку? Выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter. | |
Дополнительно по теме | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |
Новости от партнеров