Среди студентов Свердловского горного института Асбест популярностью не пользовался. Хуже того, отпугивал: пыльно, условия жизни не из легких, глушь. Страхи усугублялись рассказами практикантов, бывавших на асбестовых сортировках. Не все из них увидели в рабочих буднях перспективу переустройства некогда отсталой Кудельки в социалистический город.

18 марта 1932 года Александр Королев, полный-ожиданий, пересел на станции Баженово из комфортабельного экспресса в махонький вагончик, и «кукушка», испустив пронзительный гудок, потащила игрушечный состав по узкоколейке в неведомый для него поселок.

Но уже первые часы, проведенные на новом месте, заметно изменили настроение. Весь Асбест, чудилось, насквозь пропитался ядреным смолевым запахом: росли добротные дома, школы, детские ясли, встречные люди выглядели бодро, свежо, молодо. Разбитной мужичок-кучер, доставившйй студента в плетеном коробке со станции, все время подмигивал ему, показывая новостройки, мол, знай наших, не то еще можем. И действительно, асбестовцы многое умели, многое могли. Особенно понравились приезжему двухэтажный больничный городок в сосновом бору и монументальный,, в духе конструктивизма, Дворец культуры на берегу начавшего мелеть Щучьего озера.

К слову, ДК имени Горького — особая страница в истории Асбеста. Здесь выступали не только свердловские театры, но и часть труппы МХАТа, джаз-оркестр Леонида Утесова, квартет имени Вильома, другие прославленные коллективы, о которых тепло вспоминают зрители тридцатых годов.

А знаете ли вы, что в Асбесте гостил знаменитый гроссмейстер Андрэ Лилиенталь? Это истинная правда. В 1937 году на рудниках проводился 11 Всесоюзный шахматно-шашечный турнир профсоюза рабочих горно-металлургической промышленности. Девятого августа, в последний день турнира, Асбест впервые в жизни получил международную телеграмму. Из Стокгольма рабочих-шахматистов приветствовали Макс Эйве, Сало Флор и Андрэ

Лилиенталь. А через два месяца Лилиенталь сам приехал к добытчикам горного льна и провел сеанс одновременной игры на 32 досках. Маэстро проиграл только одну партию. Это был звездный час четырнадцатилетнего мальчика Жени Лоханина.

Был среди тех, кто сражался с Лилиенталем, и горный инженер Александр Королев. Но до этого дня еще далеко. Пока он впервые в Асбесте и знакомится с производством. Честно говоря, встретившаяся на пути фабрика Ильинского участка по душе не пришлась. Оборудование примитивное, пыли много — в двух шагах человека не видать. Не о том мечталось будущему обогатителю, да и в институте считали, что подобные сортировки канули в прошлое.

Расстроенного студента принял главный технолог В. И. Володченко. Владимир Иванович только что вернулся из командировки в Канаду, которая считалась в то время владычицей мирового асбестового рынка, потому сразу же заинтересовался новичком и его дальнейшей судьбой.

— Нам дипломированные работники позарез нужны, дел невпроворот,— соблазнял Володченко.— Наступит день, и канадцы приедут за опытом на Урал, я твердо уверен в этом. Хочешь помочь?

— Так разное говорят про Асбест,— усмехнулся Королев,— и пыль тут, и... На фабрике был — это же прошлый век.

— Так, так,— поощрял главный технолог,— круши нас, таких-сяких, заслуживаем...

Выслушав ершистого практиканта, Володченко сдвинул брови:

— Все верно. Пыль? У нас горное предприятие. И насчет прошлого века прав, кстати, фабрика, которую ты видел, самая старая, дореволюционная. А вот по-большевистски ли только подмечать недостатки? Ты бы и взялся за нее. Как? Предлагаю тему дипломной работы, скажем, так: «Реконструкция первой асбестовой фабрики», а?

Королев опешил. А главный технолог продолжал:

— И давай поставим все точки над «и». Сейчас я тебе еще кое-что покажу из прошлого века. Тогда и решишь. Не захочешь оставаться, неволить не стану.

1932 год памятен тем, что в Асбесте сносились последние казармы. Из множества их оставалось восемь. Одна именовалась в народе Шанхаем. Холодное деревянное здание, имевшее входы с торцов, внутри никаких перегородок, узкие оконца, посреди огромная печь-плита. Здесь проживало около двухсот семейных и одиночек. Спали они на топчанах и нарах, реже на самодельных деревянных кроватях. Семьи отделялись друг от друга занавесом из мешковины. Над плитой постоянно сушились портянки, пеленки, телогрейки... Тут же играли горняцкие дети.

Кровью облилось при виде этого грустного зрелища сердце будущего инженера.

— Скажите, Владимир Иванович, а живут здесь рабочие с первой фабрики?

— Сколько хочешь. Познакомить?

— Не надо.

— Нынче же перестроим под квартиры,— рубанул воздух энергичной ладонью Володченко.— А знаешь, сколько у нас было такого жилья?

А. Чечулин  "Асбест" 1985 г.