Большой голод

Голод стар как человечество и был всегда господствующей движущей силой в истории народов. Не рабская работа, не колючая проволока, не холод - голод был для нас, военнопленных, главным мучением. Голод делал из товарищей воров, предателей и прислуг русских. Физический голод пожирал тело, психический голод разрушал душу, дух и индивидуальность. Wojennoplennyi (военнопленный) страдал от физического и духовного голода.

До тех пор пока еще бушевала война, продовольственное снабжение лагеря не было достаточным и - как уже упоминалось - слишком привязано к выполнению нормы выработки. Полусуточный рацион - для жизни слишком мало, для смерти много -истощал до исчезающей субстанции.

Другой стала ситуация после окончания войны. Мы могли спрогнозировать с точностью до дня, когда произойдет изменение питания. Три месяца сои (суп и три ложки Kascha (каши)), три месяца пшена, три месяца Kapusta (капусты) и три месяца картофеля. Иногда ужасный суп с рыбьими головами. При этом отсутствовали жиры и белки, так как сразу после окончания войны американские вспомогательные поставки были остановлены.

Хлеб имелся в трех вариантах: черный, сырой хлеб; желтый, крошащийся кукурузный хлеб и - в большинстве случаев осенью и зимой - засохший жесткий хлеб (Suchari). Распределение хлеба стало ритуалом, связанным с доверием. Я видел еще самодельные весы для хлеба на 300 и 600 грамм, в зависимости от выполнения нормы. Делёжку выполняли старшины землянок или бараков. Имелся также список, который точно свидетельствовал, кто был счастливчиком, получающим полную пригоршню хлебных крошек, так как при разрезании или ломании булок образовывалась хлебная пыль.

Тяжело наказывался коллектив бункера, который умолчал о мертвеце, по крайней мере, получил его пайку за один или два дня. Властвующая иерархия лагеря имела свою собственную столовую, и каждый не господствующий знал, что там нет голода. Посуду для еды, жестяную миску и деревянную ложку, пленник носил при себе. При стоянии в очереди, за супом или Kascha (кашей), часто возникал спор тогда, когда помощники повара не достаточно хорошо мешали в гигантском котле пшено, сою или картофель.

Существовал еще второй список. Он касалась периода картофеля. Ночью каждая землянка или каждый барак должны были направить человека на чистку картофеля - с 10 часов ночи до пяти часов утра. Твердый как камень, замерзший картофель погружался в горячую воду. Так как никакие ножи не были положены, каждый картофелечист получал скребок, которым черная шкурка осторожно соскабливалась. Пару раз я тоже принадлежал к счастливчикам, выполнившим норму мокрыми пальцами. В качестве вознаграждения выдавался литр черного особого картофельного бульона - и для этого можно пожертвовать всю ночь! Перед кухонным бараком стояла грубая деревянная бочка, которая содержала кипяченую воду, безвкусную, но для утоления жажды пригодную - во время всего жаркого летнего периода. Над входными дверями висела доска, на которой был написан - какая насмешка - суточный рацион калорий. Во время войны он колебался между 1. 000 и 1. 100 калориями; после окончания войны он соскользнул до 800 . Я вспоминаю лето 1947, когда на огромном транспаранте стояло число 1.200 [4]. Я ненавидел это хвастовство, так как оно не препятствовало нашему голоду и только возбуждало к злым речам. Во времена землянок мы должны были жадно глотать нашу "еду" под открытым небом; только когда был построен отдельный барак для столовой, мы стали иметь крышу над головой. Доски для столов и скамеек кралась из промышленной зоны и с лесопилки, а так как мы не могли тащить в лагерь без разрешения комендатуры необходимое (краску, доски, гвозди, проволоку, жесть и инструменты), то снаружи были только пуговицы от штанов. Имелись, правда, всегда плохие Natschalniks (начальники), которые возмущались, но в лагерь они, однако, попасть не могли. Я вспоминаю, что поднимали нас даже ночью, сопровождаемые конвоем мы шли в промзону и тащили оттуда все, в чем нуждались безотлагательно. Самым замечательным предприятием была кража маленького локомотива, который мы закапали в землю, чтобы потом снабжать оба моечных барака теплой водой. Конечно, рабочие бригады получали за это неудовольствие Natschalniks (начальников) при объявлении нормы. Собственно, было это в компетенции управления лагеря - обеспечить необходимым материалом, но организованная кража была составной частью системы. Такой стала добродетель от нужды!

Я должен еще раз к картофелю вернуться, так как этот продовольственный период был всегда самой плохой. Картофель, который просто высыпали из грузовиков на землю перед бараком-складом, состоял из испорченных, плохо собранных клубней, не различавшихся по виду от яйцевидных угольных брикетов, совершенно замерзших и черных как смоль. Черный картофельный суп имел такой же вкус, как его вид, тем более, что были времена, когда на лагерной кухне, по меньшей мере, для рабочих бригад, не хватало соли.

Этот недостаток имел такие же ужасные последствия, как и недостаток витаминов, оказывавший жестокие побочные действия. Всегда, когда осень и зима, я страдал от куриной слепоты. Если я должен был идти ночью на отхожее место, я будил моего соседа по нарам, который должен был вести меня, а сам я не находил дороги ни туда, ни назад, так как отхожие места стояли в отдалении. Едва светало, слепота проходила. Удовлетворение естественных потребностей на территории землянки или бараков запрещалось, а также и под открытым небом. Запрет был настолько строг, что виновные сразу наказывался лишением питания.

Бывало, что в соевом супе плавали мелко нарубленная коровья кожа и животные внутренности (легкое, рубец, кишки и вымя). Запах был противен, и я мог только гадать, как долго эти внутренности и рыбные головы перевозились. Летом я щипал листья крапивы или других растений, сушил и тер их, улучшая этим мой "Sup" (суп)..

Продовольственное обеспечение после войны было катастрофическое. Сожженный войной и разрушенный Советский Союз не мог прокормить собственный народ, не говоря уже о массе военнопленных. Вдобавок - сильный неурожай и отсутствие помощи со стороны союзников. Вот пример: осень 1946 года. Офицер взял меня с собой в его городскую квартиру колоть один день дрова. По окончании я был приглашен к обеденному столу. Я получил ровно ту же еду, что и вся семья: жидкий Borschtsch (борщ), два картофеля в мундире с коричневой солью, кусок хлеба, маленькую штуку Ryba (рыбы) и ещё два маленьких огурца; питьё - чашка чая без сахара. Благо, однако, бутылка водки стояла на столе. Даже офицеры ^asnaja Armija (Красной армии) не ведали более обильной еды.

(Продолжение следует)

Фритц Кирхмайр  "Лагерь Асбест", Berenkamp, 1998 
ISBN 3-85093-085-8
Перевод  Ю.М.Сухарева.