Продолжаем публикацию глав из книги А. Чечулина, - «Асбест».

А помнишь старый парк? Да, да, тот, что поблизости от карьеров, у высохшего Щучьего озера.

Рослые деревья осеняли спрятавшиеся в зарослях шиповника узорчатые павильоны и беседки; розовые лепестки вперемешку со спелыми сосновыми шишками; примечательной архитектуры ДК довоенных лет и неказистый деревянный клуб имени Горького с трофейными фильмами «Тарзан» и «Сети шпионажа».

Гремел над аллеями духовой оркестр на «сковородке», как с незапамятных пор называлась круглая танцевальная площадка, расходился плавными кругами вальс.

Ах, духовая музыка! В ней и юность, и любовь,, и слезы, и история...

Отец народов, застывший в гипсе, внимательно наблюдал, чем занимаются его дети. В армейской шинели и сапогах, одна рука за спиной, он, казалось, шел прямо на нас — столь ловко поработал безвестный скульптор.

Белым пятном выглядит в биографии Асбеста период массовых репрессий тридцатых годов, когда поводом для необоснованных арестов служили случайные поломки механизмов, технические ошибки, квалифицировавшиеся как диверсии по наущению зарубежных разведок.

Первым испытал на себе террор культа личности Сталина крупнейший специалист — горняк Иван Гергенредер. Это был замечательный человек и талантливый инженер, закончивший горную академию в Германии еще в начале столетия. После революции он служил Советской власти. За свои изыскания в 1923 году был награжден орденом Трудового Красного Знамени РСФСР. Главный инженер треста Ураласбест Гергенредер в ноябре 1931-го был арестован по пресловутому делу промпартии и вернулся на Урал лишь через три года. А в 1937-м о нем снова вспомнили, и след его потерялся во времени.

Жертвами прямой клеветы и наговоров оказались ведущие специалисты асбестовой промышленности Александр Имберг, Арнольд Кирхенштейн — какой соблазн связать неславянские фамилии с происками иностранной агентуры! Тяжкое обвинение в троцкизме смертельным грузом легло на плечи молодого поэта Николая Иванова... Ночью и белым днем хватали опричники XX века секретарей горкома ВКП(б), инженеров, рядовых рабочих, большевиков и беспартийных города горного льна.

Как становились «врагами народа»? Один имел неосторожность не согласиться с очередной газетной передовицей, другой высказал на собрании самостоятельное суждение, третий был упомянут в анонимном доносе. А иной пострадал из-за того, что дружил с «врагом народа». И тормозил у подъезда «черный ворон», и пугающе звучно стучали в дверь...

Мастер фабрики № 2 Григорий Козлов не был инакомыслящим, но 58-я статья грозила ему трижды: за сокрытие факта, что отец якобы служил офицером в белой армии, за отказ от подписки на госзайм, за технологическое вредительство. Хотя все обвинения не подтвердились, человек отсидел 2 года. Ему еще повезло, легко отделался. А вот директор фабрики № 3 Петр Ярутин, попавший в Асбест с поста директора Свердловского горного института, провел за колючей проволокой 17 лет-

Многие же не вернулись, сгинув на этапах пересыльных лагерей от Воркуты до Колымы. Среди них был и доброволец гражданской войны, в прошлом вожак асбестовской комсы Яков Шабуров, призванный по партийной мобилизации в органы НКВД и оказавшийся инородным для ежовского аппарата.

В конце пятидесятых памятник Сталину исчез в одночасье, ночью. И долго еще из высокой, почему-то сразу буйно полезшей из земли густой травы торчал, как крепкий пень, растрескавшийся постамент.

Еще один памятный знак времени, наступившего после XX съезда партии,— Л. М. Каганович, лишенный всяких чинов, в должности управляющего трестом Союзасбест. В наглухо застегнутом пальто, в серой каракулевой шапке типа «пирожок», он иногда выходил на прогулку и медленно передвигался по Садовой в направлении старого парка. Его сопровождала пожилая женщина в белой пуховой шали, большеглазая, со следами былой красоты.

Так, под ручку, прохаживались они по зимнему, выбеленноллу снегами Асбесту, не обращая внимания на зевак. Только порой, встречая сочувственный взор, он не выдерживал и отводил в сторону глаза, ежился, словно ему становилось холодно на мягком, еще предновогоднем морозце.

О эта исконная русская жалость, пронизывающая нас от рождения до смерти! Быть на вершине гигантской пирамиды — и внезапно оказаться у ее -подножия... Возвышаться в дни празднеств на трибуне Мавзолея на Красной площади среди первых — и вдруг очутиться на унылом деревянном помосте среди рабочих в рядовом уральском городке... Командовать народным хозяйством страны в числе промышленных маршалов — и неожиданно выступить в роли обыкновенного полковника или майора...

О чем он думал, начиная первый рабочий день в Асбесте? Об этом можно было только догадываться, сравнивая условия жизни члена правительства в Москве и управляющего трестом на Урале...

Предыдущая публикация
( Продолжение следует.)

А. Чечулин  "Асбест" 1986 г.