МОИ САНИТАРОЧКИ: РУФА, ТАЯ, НИНА, КАТЯ

Каких только историй ни случалось на бескрайней для нас железной дороге! Однажды весенним утром порожний состав с красными крестами остановился на станции Карловка, что на Полтавщине. Весна благоухала тысячами красок и запахов. На украинской земле она всегда особенная, это уж точно. Распустились бутоны сирени. Воздух был пропитан свежей зеленью кустарников, деревьев и трав.

Санитарочка моя из 8-го вагона Руфа Трекина выскочила на ранний перрон в надежде встретить земляков. С той же целью прогуливались бравые летчики.

-    Девушка, вы не с У рала? Из Москвы?

-    Нет, я из Рыбинска.

-    Из Рыбинска? У нас есть летчик из Рыбинска! - воскликнул один.

-    Где он, где он?-заволновалась девчонка-ефрейтор.

-    Он тут, рядом, дежурит на аэродроме.

И вся компания бросилась бегом позвать Витю. Руфа не успела еще увидеть брата, как летчики закричали ему:

-    Трекин, мы твою девушку нашли!

-    Витя, братец мой! - и Руфа бросилась ему на грудь.

-    Какое счастье, что увиделись!

-    Витя, бежим к моему санпоезду: я боюсь отстать.

Поговорить почти не удалось: как только приблизились к станции, ФЭД уже давал гудки отправления...

Санитарочки мои Руфина Трекина и Тая Кукушкина попали к нам в санпоезд сразу же после десятилетки, семнадцатилетними, по направлению Красного Креста. С удовлетворением вспоминаю этих девочек, очень дисциплинированных солдатиков. Не припомню случая, чтобы надо было их за что-то журить. С ранеными у них всегда было взаимное глубокое уважение. Они без конца то мыли пол, то поправляли постели, то кормили, то подметали, то письма писали...

По внешности они такие разные. Руфа русоволосая, зеленоглазая, среднего роста, а Тая невысокая, черноокая, с темными пушистыми длинными волосами, кожей южанки. В команде любили их за огненный танец «гопак», хорошо отрепетированный ими, надо полагать, еще в школе. На концертах самодеятельных артистов их непременно вызывали на «бис».

В девятом челюстном работали санитарками Катя Николаева и Нина Абрамова. Они наводили порядок в вагоне как-то незаметно, неукоснительно выполняли свои обязанности без указаний и напоминаний. Как я вас до сих пор помню и люблю, надежные помощницы мои!

Худенькая русоволосая Нина выглядела подростком. Ее маленькие руки были ловкими и на удивление проворными. Нина, наверное, помнит, как кормили мы челюстных. Трудно было выхаживать таких: глаза и лоб видно, а челюстей нет - все лицо в повязке, и надо было под эту повязку правильно направить резиновую трубочку, заканчивающуюся поильником-воронкой. Наливаешь в воронку жидкую кашицу, а вагон качает и дергает, процедура медленная, соседи нервничают и не могут дождаться, когда начнем кормить их. После такой трапезы ведем в Соседний вагон-перевязочную и промываем раны розовой марганцовкой, меняя повязку на лице.

Удивляюсь, как Нина выкраивала минутки, чтобы успокоить и развлечь того, кто, казалось ей, в плохом настроении. В купе возьмется руками за края полок для равновесия и запоет чистым негромким голосом свою любимую:

«Не надейся, рыбак, на погоду, 
А надейся на парус тугой,
Не надейся на гладкую воду:
Острый камень лежит под водой...»

Все куплеты этой песни я забыла, но помню, в ней поется про мать, которая:

«И любовь, и слезу посылает
На защиту сынка своего...»

Песня явно импонировала слушателям. И хотя голосок санитарочки под стук колес мчавшегося эшелона был слышен только в одном купе, раненые просили:

- Сестра, теперь наша очередь. Для нас спой, пожалуйста!

И Нина приходила и пела...

Катя Николаева из Смоленской области была по внешности противоположностью Нине. Роста среднего, но по-крестьянски крепко сбитая, щеки пышут румянцем, и - не по-возрасту серьезные карие глаза; тихая, задумчивая, мечтательная. Почему-то совершенно не запомнился ее голос, а вот молчаливая сосредоточенность была поразительна. И высочайшая ответственность и терпимость тоже. Жизнь этой девушки закончилась неожиданно и загадочно.

Мы стояли в резерве на какой-то изрядно разбитой станции, в направлении к Польше. Километрах в двух от станции-населенный пункт. Бывшая оккупированная врагом территория начинала оживать, возвратилось население и даже заработала чудом уцелевшая школа. Мы очень жалели этих исстрадавшихся под фашистским сапогом людей, и так хотелось сделать для них что-то приятное. Решили выступить с концертом. Пусть услышат новые фронтовые песни, а это в душах их приблизит долгожданную нашу победу - одну на всех.

И вот мы в школе. Вместо сцены - угол какой-то аудитории. Народу столько, что, кажется, сбежалась сюда вся округа. Школьники, словно воробышки, примостились на окнах и у самых наших ног на полу. Взрослые стоят в тесноте, подпирая друг друга. Кате Николаевой замполит Бедрин поручил следить за порядком среди публики. Весь вечер она простояла у входа, соприкасаясь со зрителями.

Концерт прошел успешно. Некоторые женщины и старики, не стесняясь, утирали слезы: ведь слушали они такие новые песни и стихи впервые. Мы же, довольные нашим успехом, возвратились в родные пенаты.

Но что-то случилось после этого с нашей Катей. В ту же ночь у нее резко поднялась температура и началась сильнейшая головная боль. Около нее круглосуточно дежурили сестры и санитарки. Прошло три дня. Катя не ела, не вставала с постели. Ее мучила невыносимая мышечная и суставная боль. Осунулось лицо. Слабый пульс, рвота.

В ту злополучную ночь дежурила около нее Вера Квитко. Вздремнула, было, с вечера, но сразу же услышала шевеление больной, которая вытянула ноги и попробовала подняться. Ее начало сильно трясти, она была без сознания. Пока Вера бегала за начальником, Кати не стало.

Потом, через десятилетия, я прочитаю в донесении начальника: «7 января 1945 года умерла военнослужащая санитарка Николаева Екатерина Никифоровна. Болезнь ее протекала по типу инфекционного заболевания, поэтому по прибытии к месту погрузки на станции Белосток о случившемся было заявлено начальнику ЭП № 239 майору медслужбы Пригожину...»

И поставили нас тогда на карантин, так как патологоанатом заподозрил у погибшей сыпной тиф.. .Все мы подверглись неоднократному обследованию, сделали прививки, вся одежда наша прошла через дезкамеру, дезинфицировали мягкий инвентарь и даже подвижный состав. Похоронили Катю в зимние сумерки, с воинскими почестями, как бойца, под винтовочные залпы санитаров на красноармейском кладбище Белостока среди множества могил погибших героев...

МАРИЯ ГОРЛОВА

.. .У нее была тонюсенькая талия, затянутая солдатским ремнем так, что, казалось, он обвивал девушку дважды. Большие, открытые серо-зеленые глаза в густых темных ресницах излучали такую радость бытия, словно освещали все вокруг яркими лучами. А когда она смеялась, ямочки на щеках углублялись, и лицо становилось еще милее и привлекательнее. Маша Горлова из древнего города Галич, самая молодая медицинская сестра нашего военно-санитарного поезда, активнейшая комсомолка... В свободное время заведовала библиотекой, выступала с беседами.

Эта невысокая девочка, пришедшая в санпоезд в 42-м сразу же после школы, имела великолепную память и острый ум. После войны она закончила институт и трудилась инженером ОТК на Ленинградском заводе резиновотехнических изделий...

Надо отметить, что все наши сержанты, ефрейторы, рядовые и вольнонаемные санитарки были посланцами Общества Красного Креста, то есть санитарными дружинницами.

( продолжение следует.)

Анна СЕДУНКОВА-ПОПОВА.
Поезд милосердия. Асбест, 2003 г.
 

Коллектив эшелона ВСП №241  апрель, 1945г.