МОСКВА

А потом направили эшелон к месту формирования в Москву на капитальный ремонт. Около месяца мы имели возможность посмотреть ее, побывать в театрах и музеях.

Столица оправилась от вражеских налетов 1941-1942 годов, хотя и осталась на осадном положении, аэростаты воздушного заграждения кое-где еще были.

Фронтовая Москва 1941-1942 годов запечатлелась в памяти больше всего этими аэростатами. Они как бы поддерживали на своих спинах плотные облака над ощетинившейся столицей. И запомнилась противотанковыми

заграждениями, мешками с песком, заклеенными полосками бумаги стеклами окон. Штабеля мешков у собора Василия Блаженного. Ими обложен памятник Минину и Пожарскому. Тяжело видеть такое. И Кремль, и зубчатая стена, и мавзолей, и высокие островерхие башни я увидела впервые в жизни и в такие невеселые времена. Но бой Кремлевских Курантов как бы вернул музыку в сердце и веру в Победу.

Помнится, в первую военную зиму поздно вечером наш санпоезд отходил от какого-то вокзала столицы. Выли сирены, ревели заводские гудки: воздушная тревога! Мы из окон темных пустых вагонов смотрели тогда на загадочно-опасное небо, исполосованное лучами прожекторов, и на вражеский самолет, лавирующий между лучами.

А сейчас, в 44-м, здесь спокойно, но такое множество военных чинов, что нам то и дело приходилось «козырять». Но зато побывали на спектаклях в Малом театре, на концертах в Колонном зале Дома Союзов, в кинематографах. И все благодаря Борису Изральевичу, большому поклоннику искусства.

Но война лезла в глаза своей беспардонностью повсюду, особенно на станциях и вокзалах. Идем как-то группой, пересекая множество путей, и видим: между ними торчит босая мужская нога из-под небольшой снежной насыпи. Железнодорожники видят ее каждодневно, но почему-то не реагируют, поскольку нога эта на нашем пути встречалась всякий раз.

Тогда нам казалось, что весь народ до единого человека живет по закону и уставу военного времени, и что личное счастье, любовь и благополучие отложены на потом.

И как были шокированы, когда совсем случайно узнали, что существуют и другие каноны, совершенно чуждые нам. Изрядно просидев в парикмахерской из-за завивки волос, мы с Катей Галкиной невольно стали свидетелями иной жизни.

Вошла в зал клиентка, и все взоры мастеров обратились на нее. Красивая, молодая, очень холеная и богато одетая, при золоте и накрашенная донельзя. По ее поведению чувствовалось: она здесь свой человек, ибо, не стесняясь никого, откровенно и цинично отвечала на все вопросы. Обыкновенный женский разговор, обыкновенная милая болтовня:

-    Саша только-только улетел в свой истребительный полк. Снабдил меня деньгами. И сразу же прибыл подполковник со 2-го Украинского. Пока гостил у меня, достал кафель, подарил кое-что из одежды. Не успел еще отбыть, как звонит майор Вася. Я испереживалась, ведь они могли встретиться у меня...

-    И за кого же из них вы замуж собираетесь? - спросил кто-то из слушательниц.

-    Из этих ни за кого, поживу пока в свое удовольствие. Главное, можно не работать.

Красотка задумалась на миг. Мастер тщательно намазывает ее желтые волосы еще какой-то краской, суетится. Разговор продолжается в том же доверительном тоне, парикмахерши явно восхищаются похождениями богатой клиентки, а та продолжает:

-    Хотя Саша обещал мне более удобную квартиру в Москве...

Время в столице пролетело быстро, и опять началась будничная работа. Дороги, дороги, погрузки и спасение беспомощных забинтованных стонущих мужчин в длинном пути, прощание с ними, подготовка к новому рейсу, учеба. И войска, войска, куда бы поезд ни шел, всюду солдаты по всем дорогам, на платформах - оружие.

Покидая госпиталь на колесах, раненые всякий раз горячо благодарили нас:

-    Спасибо, родная сестренка!

-    Счастья тебе, доченька!

Опустеют вагоны, погрустнеешь аж до слез от разлуки с людьми, которых уж никогда не встретишь. И опять, засучив рукава, начнешь готовиться к новой поездке на Запад.

( продолжение следует.)

Анна СЕДУНКОВА-ПОПОВА.
Поезд милосердия. Асбест, 2003 г.
 

Коллектив эшелона ВСП №241  апрель, 1945г.