"Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут" - такая беспечная поговорка была в ходу среди некоторых офицеров горновьючной кавалерийской дивизии, размещенной в самой жаркой и южной точке нашей страны. Но понадобилось -послали! В 1941 году, когда на западе уже сошлись в смертельной схватке две армии и две идеологии, дивизия получила приказ перейти Афганскую границу и через пески пустыни прибыть в город Миш-хет.

Кара-Кум! Жаркая, безводная сковородка, в барханах которой затерялись люди, вьючные верблюды, артиллерийские повозки, кони... Этот переход под палящим солнцем долго помнился слесарю шестой асбофабрики Панявину, как величайшее напряжение сил и физических, и моральных.

В том же сорок первом дивизию из жаркой пустыни перебросили на заснеженные поля Подмосковья, на фронт. Старший лейтенант Панявин принял командование разведывательным отрядом артиллерийского дивизиона. Что такое риск, постоянная настороженность, которые испытываешь в тылу противника, он знает. Как блеск далекого салюта Победы, на штатском костюме Николая Павловича серебром отливают ордена Красного Знамени и Отечественной войны II степени, медали, полученные за личную находчивость, отвагу. Сведения о дислокации войск, об огневых точках противника приходилось, в основном, получать от пленных. Больше тридцати "языков" взяли разведчики из отряда Панявина. Были среди них такие "языки", доставка которых нашему командованию считалась высшим успехом разведчика...

Легкие сани с кучером-солдатом на облучке резво катили седока в овчинном тулупе по заснеженной дороге. Офицер, казалось, чувствовал себя, как дома. Посматривал на подернутые инеем кусты, с небрежной изысканностью держал руку в перчатке на коленях.

-    Хорош туз! - отметил про себя Панявин. Розвальни поравнялись с засадой.

-    Огонь! - отчетливой, резкой командой разрядил он гнетущее ожидание, когда слышны даже малейший скрип под полозьями приближающихся саней, негромкие понукания кучера.

Залп сорвал с ветвей куржак, нарушил обманчивый покой. Вороной конь красавец с маху опрокинулся на бок, переломал оглобли. Кучер свалился с облучка и не встал. Чья-то пуля задела и его.

Фашист в повозке даже не пошевелился. Он словно не услышал посвиста пуль. Равнодушным, спокойным взглядом двухметровый детина наблюдал за стремительно окружавшими его парнями в белых халатах с лицами обветренными, властными.

-    Хенде хох!

Офицер встал, поднял руки. Тулуп соскользнул с могучих плеч и, тихо шурша, свалился в сани.

-    Бог мой, не иначе полковник! - воскликнул кто-то из разведчиков, обрадованный такой добычей. Широкая красная повязка с черной свастикой на рукаве подсказала Николаю Павловичу, что перед ним не просто пехотный офицер, а важный эсэсовец.

-    Любыми путями доставить "языка" генералу! - приказал он...

Потом были поздравления, медали от командира дивизии.

-    Ценный "туз", ребята! Ценный...- пожимал генерал разведчикам руки.

Полученные от "языка" сведения помогли дивизии выйти из окружения, пробиться к своим.

Удача, как и беда, не приходит одна. На другой день разведчики на этой же дороге опять устроили засаду, в которую попал конный обоз. 12 разведчиков ударили из автоматов сначала по его головной и хвостовой частям. Человек 40 убитыми потеряли гитлеровцы, а одного разведчики взяли в плен.

Не всегда были у разведчиков только удачи, были и проколы: война есть война. Сколько парней из разведотряда погибло, не дойдя до Победы.

Однажды отряд получил задание разведать, есть ли фашисты в близлежащей деревне. Тихо, как тени, проникли на окраину. Из дома на отшибе вышла женщина в шали, натянутой на глаза, пошла через улицу - может, к соседям. Когда ее схватили за плечи, она хотела крикнуть, но чья-то рука грубовато зажала рот, и крик замер в горле, так и не вырвавшись наружу.

-    Тихо! Свои мы... - сказал Панявин. Женщина немного успокоилась, стала с интересом рассматривать разведчиков.

-    Фашисты в деревне есть?

-    Не знаю. У нас какие-то люди с ружьями. На подоконники положили маленькие круглые штучки.

-    Гранаты?

-    Во-во, гранаты...

-    Сколько постояльцев и как себя ведут?

-    Трое их. Одна баба. Мужики спят на соломе на полу, она - на койке. Неразговорчивые. Что-то в стаканах мешают, пьют.

-    В хату зайдешь, дверь не закрывай,- приказал женщине Панявин.

Все остальное было уже делом техники. Ворвались стремительно в комнату.

-    Ни с места!

Мужчина на полу сунул руку под подушку за парабеллумом. Панявин ударил его рукояткой своего пистолета по голове, и он обмяк.

-    Кто такие?

-    Трое незнакомых оказались нашими парашю-тистами-разведчиками, заброшенными в тыл с самолета.

-    Парня я того ударил крепко - оглушил,- вспоминает Панявин. - До сих пор преследует какое-то чувство досады, как вспомнишь об этом случае, хотя действовал правильно.

В разведке, когда нервы напряжены до предела, такие конфузы случаются. Важно, что отряд успешно справлялся со своими задачами. Брали "языков", вывозили из оставшегося в тылу противника госпиталя раненых советских бойцов. О каждом таком эпизоде можно сложить поэму.

Два раза Николай Павлович был контужен, тонул в Днепре, переправляясь под огнем противника, но к нему судьба оказалась милостивой. Он прошел с боями Бессарабию, Польшу и закончил войну в Германии.

Летят осенью журавли в мирном небе, курлычут, тревожа душу, будоража память. И чувствует в их крике старший лейтенант запаса асбестовец Панявин что-то волнующее. Долго смотрит он вслед улетающему по небу усталому клину, и как будто звучит журавлиная песня для всех боевых друзей. Как будто все они ее слышат.

Валерий СТРАХОВ.