Nix kulturna 6

1947 год. Этот год принёс улучшение условий, но также и горькие ограничения. Асбестовая мельница оставалась по-прежнему моим рабочим местом, хотя я должен был дважды сменить бригаду. Мои отношения с Obernatschalnik (высшим начальником) и гражданскими лицами значительно улучшились, не только из-за некоторого знания русского языка, но и потому, что мы находились при грузе равных условий труда. Norma wyrabotki (норма выработки) снизилась после многих жалоб, оплата гражданских рабочих несколько приподнялась, но согласно моему пониманию она была все еще достаточно скудна. Рабочая инспекция из Свердловска дала к этому толчок. С секундомером в руке измерялась каждая технологическая операция и протоколировалась. Моя бригада, правда, не достигла ожидаемого темпа работы, потому, что наша работа была более точной и добросовестной, это не было отражено снова, как наш недостаток. Последствием было, что нормы в ленточном контейнере и в сортировочном отделении сбросили на несколько процентов. Это определенно не было единственно моей заслугой, украинец внес своё для этого. Он хвалил меня «за зеленый клевер» (переносное значение: восхвалял до небес. -Ю.С.), так как оценка, которую получила моя бригада, укрепляла также его сферу власти. Плохой результат показала сама заводская линия; там имелись рекламации. Поэтому два дня потратили, чтобы очистить мельницу внутри и снаружи. Моторы, которые отдавали свой дух снова и снова, заменялись, а также несколько улучшилось ночное внутреннее освещение. Моя просьба насчет дыхательных масок занесена была, правда, в протокол, но осталась при „Moschet byt" (может быть).

Существенные изменения происходили в самом лагере. Сносились земляные бункеры, организовывались отдельные бригады плотников, которые соединяли сборные элементы барака; один за другим, постепенно. Столовый барак и барак лазарета расширялись, существенно улучшились моечные установки. Дежурные сокращались, и те бригады, которые выдавали более 100 %, получали Propusk (пропуск) и могли ходить без конвоя к рабочему месту. Также это было большим облегчением. При вечерней поверке смолкал все чаще стук старой «вычислительной машинки». Лагерное управление заметно доверяло сообщениям старшин бараков, вследствие этого долгое ожидание во время счета укорачивалось до получаса. Это больше не было рекордным временем. Фабричное строительство развилось между тем; в общем, не сказать, что мы при «празднике конька крыши» присутствовали, но и я еще застал, сопровождаемый многими грустными мыслями об грязных ямах и о трагической заводской беде, как монтировались первые американские машины и токарные станки. Водонапорная башня возвышалась уже над фабрикой. То, что действительно производилось в заводских цехах, я этого не застал -якобы трактора и сельскохозяйственные машины.

Бритье волос на голове приостановилось летом окончательно; только те, кто непременно хотел этого, брился. Волосы на голове были дороже мне, чем плохо пахнущий ужасный гнойный лишай.

Тем, кто нес по-прежнему и демонстрировал свою власть, был немецкий старшина лагеря. К сожалению, я никогда не решался плюнуть ему публично в лицо. Я не знаю, смог ли бы я сделать это или нет, но желание было. Я даже не имел большего желания, чем это. Другие угрожали ему, обещали отдать его под суд, если немецкие пленники вернутся домой. Я воспринимал угрозу серьезно, даже если я не знаю, осуществилось ли это когда-нибудь. Если я ненавижу сегодня еще кого-то, это Gaucho[16] и старшину; это были людские живодеры, которые шли бесцеремонно по трупам.

Мысль о бегстве полностью потеряла силу в лагере; это больше не было темой разговоров. Улучшения способствовали этому, но также и надежда на возвращение домой выросла.

Обусловленный большим неурожаем в западной России комплект продовольственного снабжения опускался, и числа на доске объявлений качались между 800 и 1 000 калориями в день. Имелось, правда, большое ворчание, однако было много бригад, которые достигали нормы 100 %. Это не было полной компенсацией, но, по крайней мере подтягивало слабые бригады для улучшения показателей. Господа от "иерархии лагеря" должны были также прижаться, но это только приносило пользу их животам. Страстная экономия продолжалась до позднего лета, и не намного лучше жилось гражданским рабочим. Хотя они имели возможность засаживать сады при домах, чтобы как-то улучшить своё питание. Охотно я вспоминаю о Obernatschalnik (старшем начальнике), который совал мне время от времени помидор или огурец. Он больше не живет, но в моих воспоминаниях он продолжает жить, украинец, очень особенной статьи.

(Продолжение следует)

Фритц Кирхмайр  "Лагерь Асбест", Berenkamp, 1998 
ISBN 3-85093-085-8
Перевод  Ю.М.Сухарева.