Эти казармы, мрачные памятники недавнего прошлого, олицетворявшие бескультурье старой Кудельки, и составляли тогда основной жилой фонд на асбестовых рудниках. Другого жилья почти не было, если не считать немногочисленных домов служащих, жавшихся поближе к приисковым конторам и «барским» домам, и нескольких групп карликовых домиков квалифицированных рабочих.

Прежние хозяева не заботились о благоустройстве жилищ рабочих. Наоборот, некоторые казармы, например, на Вознесенском и Коревинском приисках, в беспорядке разбросанные по всей территории, будто нарочно были построены на заболоченных низинах, где почти никогда не просыхала грязь. Все «благоустройство» вокруг казарм ограничивалось дощатыми мостками, уложенными перед входом. На Поклевском прииске казармы были расположены в одном замкнутом четырехугольнике и выстроены на сравнительно сухом месте, но зато в середине этого четырехугольника стояло огромное «отхожее место», которое не создавало никаких иллюзий в отношении чистоты воздуха не только снаружи, но даже и внутри казарм. Вокруг ни кустика, ни деревца. Внутри общие, часто двухэтажные нары, смрадный воздух, под нарами разлагающиеся остатки недоношенного тряпья.

Многим казармам, сообразуясь с их характерными особенностями, рабочие присваивали нигде не записанные, часто иронические, а порой мрачные названия. Например, «Арестантская», «Европейские номера», «Централ», «Карантин», «Монастырь» и другие. Во время империалистической войны на Поклевском прииске было выстроено несколько одноэтажных с узкими окнами под самым потолком зданий для военнопленных. Эти угрюмые постройки сразу же получили название «Австрийские казармы».

Такой жилой фонд и получили трудящиеся асбестовых приисков от старых хозяев. Но и тогда, в 1920— 1921 годах, несмотря на голод и разруху, в казармы уже входила новая жизнь, вводились новые распорядки. Если раньше в одной казарме на общих нарах размещались вместе и одиночки и семейные, то теперь семейные жили в одних казармах, одиночки — в других. В каждой казарме вывешивались правила поведения жильцов, санитарные нормы, за выполнением которых следили коменданты казарм. Несколько позднее были, организованы красные уголки, где рабочие могли почитать газету, сыграть в шашки, в домино. Создавались советы красных уголков, санитарные тройки, редколлегии стенных газет. Здесь же работали школы ликвидации неграмотности.

Тяга к знаниям была настолько велика, что не хватало учителей, их заменяли культармейцы из числа служащих и грамотных комсомольцев. Почти каждый вечер культармейцы приходили в казармы и проводили занятия с учениками, которые часто были старше своих просветителей.

В казармах читались лекции, доклады, устраивались литературные вечера, диспуты на антирелигиозные темы, работали библиотеки-передвижки.

Это было время первых, робких и порой наивных, но всегда горячих и волнующих шагов культурной революции.

Начиная с 1922 года некоторые казармы стали переделывать в жилища для семейных рабочих. Одна из самых мрачных казарм на Коревинском руднике — «Арестантская» — была переоборудована под квартиры, а знаменитые «Европейские номера» заново перестроены. Теперь они превратились в относительно благоустроенные квартиры, в которых можно было жить с семьей, не заботясь о том, что во время дождя квартиру зальет водой.

Однако генеральное наступление на казармы началось несколько позднее, когда один за другим стали возникать новые поселки, все дальше и дальше оттеснявшие тайгу.

Весной 1925 года, как только стаял снег, в лесу, что находился западнее Николаевского разреза, застучали топоры, зазвенели пилы, и с шумом валились вековые сосны. Здесь готовилось место для строительства поселка. По вечерам, когда лесорубы заканчивали работу, сюда приходили взрывники, и динамит, потрясая воздух ухающими взрывами, разбрасывал по вырубке свежие пни.

Затем сюда пришли плотники, и на месте дремучего бора образовались улицы первого на асбестовых рудниках поселка имени М. В. Фрунзе.

Уже к осени 1925 года первая очередь домов нового поселка, составляющих всего три улицы — Освобождения, Коммунаров и имени А. Н. Попова,— была заселена жильцами-зимогорами, десятки лет прожившими в казармах, а то и просто в «хибарах» и «каютах», приютившихся где-нибудь у отвала или на борту разреза. Каждый последующий год, до 1928 года, поселок дополнялся новыми улицами.

Так было положено начало жилищному строительству на асбестовых рудниках.

В 1926 году рабочий кооператив открыл общественную столовую на 15 мест. Это была первая столовая за всю историю асбестовых рудников. Не прошло и года, как по требованию членов-пайщиков кооператива открылась вторая столовая. В 1927 году на рудниках взамен маленьких пекарен, оставшихся еще с дореволюционных времен, была построена новая пекарня — большое светлое здание с хорошим оборудованием. Теперь и ее заменил большой современный хлебокомбинат, выпускающий обширный ассортимент хлебобулочных изделий.

В 1928 году закончилось строительство общерудничной поликлиники с хорошо оборудованными приемными кабинетами и лабораторией. При поликлинике был построен двухэтажный дом для врачей. Подходила к концу постройка диспансера для туберкулезных больных.

Ко времени заселения поселка имени Фрунзе было завершено строительство двухэтажной деревянной школы-семилетки— первого специального здания, предназначенного для учебного заведения. Раньше все школы на асбестовых рудниках размещались в неприспособленных зданиях, в лучшем случае — в особняках бывших владельцев приисков и их управителей.

Один за другим возникали новые поселки непрерывно и быстро растущего Асбеста. Член литературного кружка «Руда» Н. Чванов удачно отразил этот период в стихотворении:

Где Урал ровней, 
Где посеверней, 
Где тиха и покойна Пышма, 
Среди свежих пней, 
Среди гор-камней разбежались по группам дома.
Там, где  улицы 
Соревнуются, 
Чья подальше утеняется в лес, 
Там растет в плечах 
И сутулится 
Узловатый и серый Асбест.

Наступление на казармы подходило к концу. 4 августа 1931 года газета «Асбестовский рабочий» призывала строителей бороться «за постройку 400 квартир и переоборудование 20 общежитий в номерные».

В 1932 году трудящиеся окончательно сокрушили неприглядные памятники прошлого — казармы. В этом году последние восемь казарм были переоборудованы ъ квартиры, а остальные разрушены. С тех пор ушли из лексикона асбестовцев названия этих казарм, сами они постепенно забылись и сгладились в памяти.

П. Никитин, Н. Рубцов,
"Город горного льна"