Дядя Леня Суслов росточком невелик, а уж лысина — даже от сорокаваттки отсвечивает. Экскаваторщик, он ходил на смену с неизменной по-

левой сумкой, летом в сапогах, зимой в валенках. Словом, зимой и летом одним цветом. Но духом могуч:    голос бодр и звонок, движения

быстры, решения незамедлительны, авторитет не-преклословен — чисто Суворов!

Он жил на Садовой, 12 со своей женой, тихой незлобивой тетей Таней, работавшей парикмахером городской бани, жил от нас через стенку и частенько наведывался по-соседски. Любил дядя Леня, оседлав крашеный табурет, владычествовать над окружающими. Если что-то было не по нему, то он «возникал», голос его становился тонким и пронзительным, что случалось, впрочем, редко, в основном он со всеми соглашался и одобрительно покачивал лысиной.

Он и сейчас еще будь здоров, хотя лет и немало— из тех, кто форсировал под огнем противника Днепр-реку в сорок третьем. Тогда он даже стихи писал. Помню, листал как-то городскую газету военной поры и наткнулся на стихотворные строчки:

Днепра могучую волну В огне мы перешли.

И подпись — красноармеец А. Суслов.

Он по паспорту Алексей, Алексей Семенович, а все почему-то называют Леней. Леня, да и все. Леонид Семенович.

Дядя Леня качает меня, пацана, на могучем валенке и орет под самым ухом:

— Давай, тезка, расти, а потом ко мне помо-галом пойдешь!

— Пойду, дядя Леня, только отпусти!

— Терпи!

— Да пойду же, пойду!

— Теперь верю, но смотри, парень!

Не довелось мне попасть помогалом, то есть помощником, к одному из зачинателей социалистического соревнования за достижение наивысшего уровня производительности труда в Министерстве промышленности стройматериалов СССР, кавалеру ордена Ленина. Дядя Леня при случае нет-нет да и припомнит это, шутливо укоряя в измене...

С пятнадцати с половиной лет ушел я в Центральное рудоуправление комбината Ураласбест. Сначала носил маркшейдерскую рейку, а по достижении зрелых лет получил назначение на экскаватор. И здесь столкнулся со многими примечательными людьми, в том числе и с участником штурма Берлина Михаилом Коровиным. Позднее он станет Героем Социалистического Труда, его экскаваторный экипаж добьется лучших результатов в отрасли. А тогда он не выделялся из общей горняцкой массы. Первые бригады коммунистического труда возглавляли Федор Полозов, Петр Казаков. Они охотно обучали молодежь, пестовали смену.

Сейчас думаю, что судьбы мальчишек в Асбесте во многом повторялись. Были, разумеется, среди нас наиболее одаренные, скажем, Сева Кортов, он стал доктором технических наук, или Лева Садовский, теперь нейрохирург, или Володя Исаков, издавший несколько интересных прозаических книг. Но это — исключение из правил, только подтверждающее их. В основном мы шли в ремесленные училища, оформлялись в отделах кадров фабрик и рудников.

Наш приход в цеха так же естествен, как порыв весеннего ветра, как летняя гроза, как [первый снег. Родившиеся в рабочем городе, воспитанные в семьях коренных горняков, мы видели карьер не с дальнего расстояния, знали, на что идем, знали, что без нас не будет этого чуда — волокнистого камня.

Поколение за поколением опускались в карьер. И был перед глазами каждого пример родителей.

И еще пример дедушки Головина.

Было это почти сто лет назад. Приехал Иван Головин на заработки в Кудельку и ахнул: жилья нет, платят мало, народишко разный, того и гляди последнее отберут. И то, что погнало его сюда,— бедная избенка, недород, измывательства старосты показалось незначительным, несущественным. Но и деться было некуда. Антип, сосед по деревне, обещавший в Кудельке златые горы, сам бедствовал, и Головин не таил на него зла. Понимал: надо как-то устраиваться. К прошлому не вернуться, ломоть отрезанный, а новый берег, вот он, попробуй взобраться.

Прав Антип в одном, асбестовый камень не больно-то крепок, а порой мягкий, как лен, что растили в их деревне. Да если день-деньской такой лен «теребишь» — кровь на ладонях запечется. С пяти утра до шести вечера долбит Иван Головин диковинный камень. Не шибко твердый камень, а сталь-железо тупится. А вечером в землянке руки-ноги ноют, будто на пашне две недели отломал.

— Эх, судьбина горькая,— размышлял мужик.— От одной беды ушел, другой не миновал. Да неужто нельзя жить по-другому?

Как по-другому, он еще не ведал, привык не бунтовать, на хозяина голос не подымать, чтить царя-батюшку и церковь. Темен Головин, много времени потребуется ему, чтобы осмыслить истинное назначение человека на земле, человека, свободного от рабства и унижения, уготованных таким, как он, длинной вереницей начальников — от императора до десятника на прииске.

Но светел ум у него на дела житейские.

В десятниках земляк ходил. Хоть и зловредный мужик, но свой вроде. После двух недель работы заглянул к нему Головин:

— Надо бы инструмент заправить, чего же тупым намахаешь?

— Умный какой выискзлся,— огрызнулся десятник, хваткий, жесткий человек.— Попробуй на пеньке заправить, а я посмотрю.

— Зачем же на пеньке, кузню надо. Я кое-что в этом соображаю, только определи место.

Кузню построить дело не из хитрых, землянок сколько угодно, а уж меха установить — этому Ивана Николаича учить не надо. Был бы уголек, работа пойдет.

Тем же летом загремела на прииске кузничка. Невелика размером, но прок от нее немалый. Вот откуда, образно говоря, ведет начало ремонтномеханический завод комбината Ураласбест, где будут трудиться внуки и правнуки Ивана Николаевича Головина.

В 1926 году журнал «Горнорабочий» сообщал:

«15 июля, в годовщину освобождения Урала от Колчака, на рудниках Ураласбеста чествовали Героя Труда Ивана Николаевича Головина, беспрерывно проработавшего 36 лет на асбестовых рудниках. Ивану Николаевичу сейчас 64 года. Двенадцатилетним мальчиком начал... работать, помогая отцу как молотобоец, и с тех пор в течение полувека продолжает оставаться на трудовом посту».

Специальным постановлением ВЦИК СССР в июле 1925 года Иван Головин за большую работу по возрождению асбестовых рудников был награжден орденом Трудового Красного Знамени РСФСР. Он стал первым в Асбесте Героем Труда, как гласила правительственная грамота.

Друг за другом шли в трудовую жизнь сыновья, внуки, правнуки дедушки Ивана Головина, а теперь и праправнуки, даже прапраправнуки.

В двенадцать появились в ремонтных мастерских сыновья — Саня и Костя. Наравне с отцом робили у слесарного верстака. Бывало, подойдет кто-нибудь из рабочих к дедушке Ивану в конце смены:

— Слесарь-то твой, Иван Николаич, кажись, заснул.

Посмотрит Головин-старший, действительно Санька храпака задает. Поворчит мастер громко — это для окружающих, а сам на ухо шепчет: «Ступай быстро домой да матери накажи, чтобы рано не будила». Он по себе знал, что значит в этакие годы рабочим человеком быть.

Возвращался Головин с молебна по поводу празднования 300-летия династии Романовых. Попался ему навстречу слывший неблагонадежным служащий Ильин:

— Что, Иван Николаевич, причастился?

— Как и все, Александр Давыдович.

— Лучше на душе стало?

— Не то чтобы лучше, а положено вроде...

— Вроде...

Ильин рассмеялся и добавил:

— Попомни мое слово, Иван Николаевич, наступит такое время, когда царя не будет, а тебя за твои золотые руки станем чествовать всенародно.

— Полно тебе, напраслину говоришь, слыханное ли дело, чтобы рабочего на весь прииск славили.

Прав оказался большевик Ильин. Настал день, 105

и съехались к управлению комбината Уралаебест различных марок легковые автомобили, много их потребовалось, чтобы всех Головиных привезти на необычное торжество,— город отмечал 550-летие трудового стажа славной горняцкой семьи.

Санька, Костя, Гоша — первые побеги от зеленого дерева жизни, посаженного патриархом Головиным. Их судьбы сложились так. Александр стал известным механиком, оставил заметный след в асбестовой промышленности. Электриком высокой квалификации — Константин. А Георгий безоглядно влюбится в автомобиль и вместе с колонной машин отправится на войну с фашистами. Подполковник Головин в числе прочих наград получит и орден боевого Красного Знамени.

Не все Головины вернулись с фронта. Пал смертью храбрых под Москвой директор ремонтномеханического завода Анфиноген Константинович Головин, ушедший на фронт добровольцем. Освобождая Венгрию, погиб Анатолий Головин...

И все-таки бессмертье выпало уральскому кузнецу Ивану, дедушке Головину. Его потомки сегодня определяют путь родного города: Виталий Головин, бывший моряк Тихоокеанского флота, а ныне начальник механосборочного цеха ремонтно-механического завода (здесь комсомольцы соревнуются за приз имени Анфиногена Головина), Анатолий Головин, Валерий Головин, Маргарита Головина...

Их стараниями, как стараниями и тысяч других асбестовцев, уникальная промышленность за годы Советской власти превратилась в передовую отрасль народного хозяйства. Только на памяти моего поколения до неузнаваемости расширились карьеры, построено несколько новых фабрик, железнодорожный транспорт переведен на нормальную колею. В Асбесте впервые в горнодобывающей практике применили шарошечное бурение. На смену машинам СЭ-3 и ЭКГ-4 пришли восьмикубовые экскаваторы, появился на горизонтах карьеров большегрузный автомобиль.

А. Чечулин  "Асбест" 1985 г.