Картинки военного тыла. Они врезались в память на всю жизнь. Это понимаешь лишь сейчас, когда от войны отделяют десятилетия, а в ту пору все выглядело будничным, однообразным и даже чуть обидным для меня — последняя (из множества) просьба об отправке на фронт опять отклонена.

— Здесь тоже фронт,— говорят мне люди с усталыми глазами.— Если дают бронь, значит, в тылу больше пользы будет.

Разумом я понимал, да вот сердце советовало иначе. Но сам непреклонно повторял слова, сказанные мне высоким начальством, когда кто-то из фабричных специалистов допекал меня такими же рапортами. Не имел права дать согласие.

Принято считать, что цифры и проценты услаждают слух одних экономистов. Не согласен. Когда наша фабрика выполнила план 1941 года по выпуску асбеста на 109,2 процента, все мы, полуголодные и полубольные, ликовали как дети. Выходит, и мы оборону держим под Москвой и Ленинградом. И каждый отдавал себе отчет, что война только начата, она потребует еще большего мужества.

Помнится, не хватало угля для барабанов, где сушилась руда. А у нас неподалеку сосновый бор, с болью решили пожертвовать им. Рубили стволы, пилили их на чурбаки, кололи дрова. Возили дрова на лошадях, пока те не были мобилизованы или не передохли от бескормицы, а затем сами — сани...

Однажды встречаю за этим занятием почтенного человека, слесаря-инструментальщика Бодов-ского. Ему где-то за семьдесят пять было. Но потомственный рабочий не думал о покое. Говорю ему:

— Никита Петрович, чего же вы за такую тяжесть взялись? Сейчас кого-нибудь помоложе пришлю.

А он, старый большевик, только усмехнулся:

— Помоложе? Где ты их возьмешь, пусть воюют. Я, Александр Александрович, чуток отдохну да снова впрягусь. А ты ступай, ступай, у тебя дела государственные, негоже директору санки возить.

Тащим с ним санки с дровами, а я про себя думаю: с такими стариками не пропадем!

Никита Петрович с делегацией Свердловской области отправился на Калининский фронт для передачи подарков подшефной 375-й стрелковой дивизии. Там и встретил совершенно случайно своего приемного сына Мухамета Ахметзянова, дал ему строгий отцовский наказ очищать родную землю от оккупантов. С честью выполнит Мухамет этот наказ, но будет бой, из которого он не вернется. Смертью храбрых погибнут Анатолий и Владимир Бодовские, только Николай обнимет старого родителя, приехав домой инвалидом. Никита Петрович Бодовский проживет долгую жизнь — 96 лет, его наградят орденами Ленина и Трудового Красного Знамени. Зачтется при этом и его доблестная работа в дни Великой Отечественной войны.

И впрямь — стар и млад у нас встали на защиту Отечества. Двенадцатилетний мальчик Володя

Помазкин, ученик электрослесаря, тому наглядное подтверждение. Вымотанный, посеревший, он работал за взрослого, дело свое знал и никогда не терял бодрости. Мать его, наша, фабричная, была довольна помощником: не подводит отца-фронто-вика. Так начинал свою горняцкую судьбу известный сейчас в асбестовой промышленности экскаваторщик, кавалер ордена Ленина, лауреат Государственной премии СССР Владимир Иванович Помазкин.

С трепетом ждали почты с фронта. В Асбест, как и в любой другой город, приходили казенные письма с похоронками. В каждом цехе то и дело плакали женщины. В боях с захватчиками погибли забойщик Салях Бикташев, бурильщик Дмитрий Пакулин и сотни других горняков и обогатителей. Привычные к войне, с заплаканными глазами являлись на смену работницы, и я, директор, не всегда знал, кого сегодня надо освободить от производства, чтобы вволю выплакаться.
 

Условия военного времени все больше давали знать о себе. В 1942-м «Гигант» работал с перебоями— не хватало электричества. Дело в том, что Урал оброс эвакуированными заводами, важными для обороны, и снабжали электроэнергией в первую очередь непосредственно оборонные цеха. В Асбесте, помимо завода АТИ, разместились предприятия, где делали гранаты, мины, артиллерийские снаряды, детали для реактивных минометов и многое такое, о чем не распространялись даже в личных разговорах. У нас, необходимо отметить, действовал и единственный в стране аккумуляторный завод. Все танковые части, в том числе и Уральский добровольческий танковый корпус, ходили в атаку при помощи асбестоецев.

Прибывшие предприятия порой не имели крыши над головой. Не забыть, как соорудили за две недели деревянные корпуса гранатного цеха. Всего за войну под эвакуированные цеха было построено 27 тысяч квадратных метров производственных площадей.

Вынужденные остановки из-за нехватки электроэнергии напоминали непредвиденное нарушение биологического ритма организма, приспособившегося к сверхэкстремальным ситуациям. Благодаря запасам асбеста на складах трест привлекал обогатителей к реконструкции железнодорожного хозяйства Центрального рудоуправления. Требовались люди для работы в соседних деревнях, где находились наши фермы и огороды. Разбухший город задыхался без дров — мы запасали их для госпиталя, больниц, школ, столовых, детских садов.

Вообще, не скажу, что в то тяжелое время мы напирали главным образом на государственный план. Много работали над улучшением технологии. Так, на отсасывании волокна в цехах установили более мощные вентиляторы, ручную транспортировку шестого сорта заменили механической. В цехе обогащения появились дробилки «Джембо», вдвое увеличившие производительность третьей секции.

А. Чечулин  "Асбест" 1985 г.